Абдельмалек совершенно вышел из себя и злобно сказал:
– Заткнись, невежда! Ты даже имени своего не можешь написать, а еще лезешь рассуждать о политике!
Месари сказал ему:
– Не обращай на него внимания. Он пьян.
Вот наконец представился случай свести счеты, сказать Абдельмалеку и иже с ним все, что я о нем думаю, ответить на презрение еще более сильным презрением. Мне хотелось высказаться как можно точнее. Но, по правде говоря, я не знал, что сказать. Голова моя была тяжелой из-за кифа, маджуна и алкоголя. Сейчас я попрошу его выйти на улицу, чтобы драться. Физическое усилие проще мыслительного. Но я предпочел ответить ему так:
– Отлично. Я неграмотный, необразованный, а ты, ты – лжец! Я предпочитаю быть невеждой, но не лжецом, как ты!
Я почувствовал, что одержал над ним верх. Тут он сказал:
– Шагай отсюда! Шагай, сводня христианская, в свой бордель!
Я ответил ему:
– Если у тебя есть хорошенькая сестра, то скажи ей, пусть приходит, я уж сведу ее с кем надо.
Си Мох заорал на меня:
– Я не хочу никаких разборок у себя в кафе. Валите на улицу, если хотите драться.
– Скажи, Си Мох, почему ты говоришь это только мне, а не ему? Потому что он умеет языком молотить, а я – нет, так?
Грида сказал мне:
– Будь проклят, шайтан!
Я сказал ему:
– Шайтан – это человек.
Потом я сказал, обращаясь к Абдельмалеку:
– Послушай, пойдем выйдем, посмотрим, кто тут из нас невежда и сводник!
Он встал, чтобы наброситься на меня. Приятели удержали его. Он оттолкнул их. Я схватил полный стакан с кофе и выплеснул прямо ему в лицо. Он поднял руку, чтобы защититься. Меня тоже держали сзади за одежду. Грида посоветовал мне утихомириться. Утихомириться! Быть разумным! Наконец!
– Что он себе воображает? Он всего-навсего школяр, который сбежал из школы, чтобы уехать поразвлечься в Танжере.
Я вернулся на свое место, Афьюна присел рядом со мной. Он приказал принести себси, зажег его и попросил меня успокоиться. Грида и аль-Месари поднялись на террасу. Я курил и кашлял. По некоторым репликам я понял, что многие из посетителей одобряли меня. Поведение Абдельмалека, должно быть, сильно раздражало их в прошлом. Грида подошел ко мне и сказал:
– Прошу тебя. Помирись с ним.
Афьюна подхватил за ним:
– Да, пойди и помирись, ради нас.
Я встал. Они подтолкнули нас в объятия друг друга. Я хотел вернуться за свой столик, но они попросили меня остаться с ними. Камаль, пошатываясь, вошел в кафе. Левый глаз его заплыл от фиолетового синяка.
