Голый хлеб. Роман-автобиография | страница 50



Они подошли к парню. Пнули его тело сапогами и направились в сторону Малого базара.

– Послушай, может, надо смываться из этого укрытия, пока они нас не нашли?

– Куда ты собираешься идти, Кебдани?

Автоматные очереди. Мы действительно оказались в самом центре боя.

– Давай. Смываемся…

Я вышел первым. Сраженный пулей парень еще шевелился. Он кричал от боли.

Кебдани, тревожась все больше, сказал:

– Скройся, говорю я тебе, уходи, пока они до нас не добрались.

Мы увидели, как трое полицейских бегут к внутреннему базару, который казался совершенно пустынным. Мы побежали по дороге аль-Мансур. Кебдани остановился неподалеку от Косогора Французов, чтобы помочиться. Мне тоже очень хотелось писать. Мы увидели бежавших перед нами и помочились прямо у двери магазина. Добравшись до площади Ас-Сикайа, мы увидели юношу, тащившего в правой руке огромную подушку и сгибавшегося под ее тяжестью.

– Нам повезло, – сказал Кебдани. – Мы спасены. Это – Кабиль. Пойдем за ним до его пещеры в Сиди Букнадель.

Он говорил мне об этом человеке, с которым какое-то время работал носильщиком.

– Это тот самый контрабандист, который ворочает большими деньгами, как ты мне рассказывал?

– Да, это он. У него полно денег. Хоть обклей себя с головы до ног.

А внешне он выглядел как последний бедняк, у которого ни гроша в кармане. Площадь была пуста. Время от времени кто-нибудь перебегал ее. Кебдани крикнул:

– Кабиль!

Человек остановился, поставил подушку на землю и подождал нас.

– Куда ты идешь, Кабиль?

– В барак. Пойдем со мной. Увидишь там Саллафу и Бушру. Я обрил голову и сбрил брови у этой грязной потаскухи.

Мы подхватили подушку и пошли вслед за ним. Кебдани спросил его, знает ли он о том, что происходит в медине.

– Я не знаю точно, что там такое. Что происходит? Я видел, что люди бежали, и все.

– А ты не слышал выстрелов?

– Да, издалека. Что произошло?

– Полицейские стреляли по марокканцам.

– А почему?

– Из-за годовщины 30 марта.

– А марокканцы как защищаются?

– Камнями.

– Есть убитые?

– Они стреляют по любому марокканцу.

Мы услышали чей-то голос, который посоветовал нам уходить отсюда. Какой-то человек нес раненого, за ним шли еще два человека.

Кабиль спросил обо мне.

– Это бродячий торговец. Он торговал супом и жареной рыбой. Бросил свою работу. Хозяин платил ему всего пять песет в день, – объяснил ему Кебдани.

Лачуга находилась на холмах Сиди Букнадель. Там было две двери: одна выходила на площадь Амрах, а другая – на берег моря. Это было настоящее пристанище контрабандиста. Саллафа тихонько напевала песню Фарида аль-Атраша: «Забудь о том, кто забыл о тебе, будь он хоть далеко, хоть близко…» Голова ее была обрита, брови сбриты. Лицо ее было подобно лицу безбородого юноши. На ней было старое платье с белыми, черными и золотыми полосками. Бушра лежала на матрасе и курила трубку с кифом. У нее было красно-синее платье с золотыми нитями. Все это напомнило мне те три дня и три ночи, что я провел у госпожи Азизы в Тетуане. Тогда у меня было тысячу песет. А теперь ни гроша, ни работы. На огне готовилось блюдо из рыбы с помидорами и картофелем. Саллафа, слегка пьяная, вымыла нам руки. Она взглянула на меня, улыбнулась, а потом и рассмеялась, вылив мне воду на руки. Она была пьяна. Перед Кабилем она постоянно смеялась, и это его только злило. Он выхватил сосуд с водой у нее из рук: