Если бы любовь была рядом со мной,
То я не воспевал бы луну.
Мужчины и женщины сидят под деревом. Сад благоухает ароматами. Сильно пахнет мускусом. Мне подумалось: «Вот он, рай!» Прямо на земле – ковры и подушки. Брат Таферсети встретил нас с двумя стаканами вина в руках:
– Это потрясающе! Вино «Мускатель».
Мы были здесь самыми юными. Какой-то мужчина что-то шепнул на ухо молодой девушке, которая на мгновение вышла. Женщина лет тридцати подавала вино. Музыканты играли на мандолине и дербуке. Мужчина позвал:
– Аниса! Аниса! Аниса!
Все стали скандировать это имя. Появилась Аниса. Она ступала, пританцовывая. Она танцевала и улыбалась нам. Под комбинацией она была совершенно голой. Сам дьявол плясал в ее теле. Пьяный дьявол. Таферсети сказал мне на ухо:
– Видел ли ты в своей жизни что-нибудь такое же прекрасное?
– Нет. Даже в кино. Я никогда не видел девушки, которая бы танцевала с почти обнаженной грудью.
– Ну вот, смотри. Я надеюсь, что они поступят с ней так, как это было в прошлый раз. Знаешь, они ее положили голой в большой таз, вылили туда несколько бутылок испанского вина, а потом наливали себе в стаканы оттуда.
В андалузской песне поется:
О ночь, ты удержала красоту,
И счастье пришло,
Тебе даны слава и совершенство,
Но достоинство прекрасней.
Я достиг своей цели и надежды
На половине луны,
Наше свидание составлено из радости,
И мы собрались вместе.
Радость и покой наступили,
И мы – вместе.
Если на свете и был кто-то, кому я желал смерти, то это был мой отец. Я ненавидел его, как ненавидел и людей, похожих на него. Я уже не помню, сколько раз мне снилось, что я его убиваю. Осталось лишь одно: убить его на самом деле.
Я отказывался от ужина. Я предпочитал уйти из дома и пойти в кино. В своем воображении я поглощал курицу с горошком. Рука моя дрожала, когда я отрезал кусок мяса на блюде, находясь лицом к лицу с отцом. Почему он приводил меня в такое состояние безумия? Почему он внушал мне страх? Я ел, точно кошка, охотящаяся за птицами. Его эгоизм господствовал над нами, даже когда его не было в доме. Его воля была нашим выбором. Из-за всего этого я предпочитал съесть свою долю в одиночестве, в сторонке. «Это дурная привычка – есть в одиночестве», – говорили мне. Я про себя отвечал: «Не дурнее, чем присутствие отца». Мой отец был самим богом, его пророками и святыми вместе взятыми. Какой ужас! Ему удалось отвратить меня от всего, что мне нравилось есть.
Мать как-то раз сказала мне:
