В бумажнике, который украл Себтауи, было три тысячи песет.
– Абдессалям должно быть просит у своей матушке, чтобы она подыскала нам трех хорошеньких девиц с улицы. Знаешь, – прибавил Себтауи, – многие девицы не занимаются проституцией открыто. Они сидят по домам, и ждут знака от сводниц. Кто-то из них даже замужем, а есть и девственницы.
– И ты полагаешь, что можно переспать с девственницей?
– На самом деле, девственницы сидят вместе со всеми. В конце вечера они возвращаются к себе домой или проводят ночь у сводни.
– А если кто-нибудь захочет переспать с девственницей?
– В таком случае, нужно заплатить за то, что лишаешь ее девственности.
– Сколько? Это я просто так спрашиваю, ради интереса, – спросил я его.
– Скажи, ты что, хочешь девственницу?
– А почему бы и нет?
– Знаешь, это будет стоить тысяча-полторы тысячи песет.
– А ты не думаешь, что девушки есть и у матери Абдессаляма? Я слышал голоса в комнате, там, внизу.
– Да, у нее, должно быть есть под рукой пара профессионалок. Я их знаю. Мы с ними спали, Абдессалям и я. Сегодня ночью есть только одна новенькая, которая пьет коньяк, чтобы заглушить зубную боль.
Мы услышали тонкие голоса.
– Ну вот они идут.
Мать Абдессалями появилась на пороге с улыбкой в сопровождении трех девушек, одетых в кафтаны. Свадьба? Настоящая свадьба? Мать выпила стаканчик коньяка и удалилась. Абдессалям принес блок легких сигарет. Девицы устроились среди нас, не выбирая себе партнеров.
На протяжении трех дней я и носа не высовывал на улицу. Девицы утром уходили в баню и возвращались к нам вечером, чистые, накрашенные, надушенные. Себтауи и Абдессалям сопровождали их. Я же предпочитал оставаться в комнате, спал и грезил своими воспоминаниями о Танжере, Тетуане и Оране. Ночью жизнь обретала вкус вечности. Я потратил всего лишь триста песет. Мать Абдессаляма приходила поболтать со мной о своей жизни, выпить и покурить со мной сигарет «Вирджиния» или киф. На четвертый вечер Абдессалям и Себтауи не вернулись. Она попросила меня пойти разыскать их. Когда я выходил, я почувствовал головокружение. Я вернулся черед два часа. Она принялась плакать:
– Но их же не арестовали, нет?
Я не знал, как утешить ее. Я повторял:
– Надеюсь, что нет.
Она не оставляла меня до глубокой ночи. В руке у нее постоянно был стаканчик с коньяком, она причитала или смеялась:
– Знаешь Мухаммед, внизу есть одна девица, которая будет спать одна. Хочешь переспать с ней? За так. Я сама с ней все улажу.
