– Они влачат нищенское существование, – ответил отец – Работа на заводах на измот, а денег почти никаких. И все же дочери рифцев – не в борделях…
– Знаешь, пока мы сможем заработать себе хоть на кусок хлеба и пучок лука, наша честь будет спасена.
Женщина очень огорчилась, узнав о смерти моего брата Абделькадера. Она знала его еще по Рифу. Я чуть было не проговорился ей, что брата убил мой отец. Она снова повернулась ко мне и сказала:
– Тебе было лет пять-шесть, когда мы покинули Риф. С тех пор прошло восемь или девять лет…
На следующий день после нашего приезда мы встретились с моим дядей Дрисом и бабушкой Ракией. Они жили в Дуар Джедид. Моя тетя вышла замуж за одного марракешца и поселилась в квартале Серремин. Бабушка была очень тощей и болезненной на вид. Увидев меня, она сказала:
– Ты вырос. Скоро станешь совсем мужчиной. Женишься как твой дядя Дрис. Будешь работать и сможешь мне немного помочь. Правда?
Отец отправился искать других своих родичей, подальше от Орана. А я остался у своей тетки. Три месяца спустя нам пришло письмо. Из него следовало, что отец вернулся в Тетуан, и что мне было бы лучше остаться в Оране. Я с мужем моей тетки работал на ферме у одного французского колониста. Мы вовсю вкалывали у него на виноградниках с пяти утра до шести вечера. Я водил мулов по меже. Кожа моя сильно загорела, загрубев от солнца и работы. Я был тощим, но совсем не слабым. Я работал под началом одного старика, который был нежным, но вместе с тем и суровым. Он обрушивался на меня, чтобы разрядить свою усталость. Я огорчался, когда он насмехался надо мной, обзывая меня кабильцем[11]:
– Ваш край дал человечеству только одного-единственного мужчину: Абделькерима аль-Хаттаби[12].
Я тогда еще не знал, кто такой Абделькерим аль-Хаттаби. Я провел шесть месяцев в этих виноградниках. По воскресеньям охотился утром на воробьев, а вечером отправлялся в город. Несколько раз я пытался лазать по деревьям. Мне это не всегда удавалось. У одного дерева ствол был очень гладким. Я никак не мог совладать с ним. Это меня злило. Что это дерево воображает о себе! Я стырил канистру с бензином из гаража на ферме и поджег дерево. С каким-то злорадным удовольствием я смотрел, как ствол трещит в языках пламени. Мне подумалось, что огонь может распространиться и спалить все деревья. Мне припомнился тот день, когда я поджог изгородь в саду в Айн Хаббазе. Мне совсем не хотелось устроить пожар. Дерево продолжало гореть. Никто не приходил. Этот гладкий ствол, который всеми силами противился мне, стал бугорчатым, шероховатым. И тогда я с легкостью смог вскарабкаться по нему.
