Когда она в последний раз действительно лежала на солнце? Годы назад. Её кожа была очень белой, кремовой, что сильно контрастировало с её очень тёмно-карими глазами и пепельно-каштановыми волосами. Её соски тоже были скорее коричневатыми, чем розовыми, и большими. Ей было мало с кем себя сравнивать. В колледже бывали случаи — занятия по физкультуре, — когда она принимала душ с другими девушками. Её тело всегда казалось более крепким, её соски больше и темнее, а кожа более упругой и белой. Ей было приятно видеть, как мало изменилось её тело. В фирме был младший партнёр по имени Луиза, ровесница Энн. Однажды они делили номер в отеле в Детройте во время предварительного судебного разбирательства по поводу авиакатастрофы и вместе переодевались. Бёдра Луизы были похожи на мешки с творогом. Её грудь отвисла, а живот обрюзг.
— Я одолжу тебе своё лучшее платье, если ты одолжишь мне своё тело, — сказала она с угрюмым смехом.
Энн ущипнула себя за бёдра. Никаких признаков страшного целлюлита. Она пощипывала живот и почти ничего лишнего не придумала. Возможно, именно волосы делали её моложе. Они были густыми и прямо висели на её плечах, как она всегда их носила. Весь участок лобковых волос того же цвета, что и её волосы, казалось, сиял.
Но вдруг она почувствовала себя дрейфующей перед ярким зеркалом.
«Зеркало», — подумала она.
Ощущение предзнаменования вернулось без причины. Её нагота. Её коричневые соски и белая кожа. Она закрыла глаза и увидела распластанное, потное тело, раскинутые ноги, тугой вздувшийся живот, выпирающий…
Она подумала об эмблеме, причудливом двойном круге, выгравированном на чаше из сна и подвешенном на стене.
Когда в спальне зазвонил телефон, она чуть не вскрикнула. Какое-то мгновение она могла только стоять, глядя на своё яркое отражение в зеркале, пока телефон звенел.
«Только не он снова, — умоляла она. — Не тот звонящий».
Мартин отвечал на звонок как раз в тот момент, когда она открывала дверь. Яркий свет в ванной бросил луч в спальню.
— Это… это тебя, — сказал Мартин. Сон огрубил его голос. — Это твоя мать.
Энн села на край кровати и взяла телефон.
— Мама?
Голос матери звучал резко, по-деловому. Это звучало… стоически.
— Энн, тут…
— Что, мама?
— Твой отец, — голос заколебался.
«О, нет. Пожалуйста, нет», — подумала Энн.
— У твоего отца был инсульт. Всё плохо. Доктор Хейд говорит, что он может не продержаться и недели.
Пока слова доходили до сознания, Энн могла только смотреть. Сквозь крошечные щели оконных жалюзи она могла видеть порозовевшую беременную луну.
