В изнеможении Аннушка опустилась на завалину, привалилась спиной к холодным бревнам дома и молчала, ей трудно было говорить.
— Счас, я счас! — заметалась по избе Агашка.
А на крыльце Аннушка открыла глаза, благодарно взглянула на вдову.
— Оставь, тут посижу.
И — застонала. Из головы ее все сочилась и сочилась темная кровь.
— Ну папаша, ну тихоня… — Агашка чуть не плакала. — Аненка, в больницу бы тебе, кровя-то как бегут!
Сквозь шум в голове услышала Полозову Аннушка.
— Не сказывай никому, тетка Аганя. Тятеньку еще притеснят. Сходи к Алеше, обскажи. Его мать справится…
— А и верно! — хлопнула себя по коленке Агашка. — Сичас бегу. А ты потерпи. Эх, Аненка… За любовь-то и пострадать сладко. Гляжу на тебя, и прям хорошие завидки берут!
4.
Пришел Алексей, поднял, закрыл собой все заревое небо. Кивнул Полозовой.
— Вы уж извините нас.
И — понес. Большой, крепкий зашагал улицей, не страшась ничьих окон.
Аннушке стало легче от того только, что ее держали сильные руки Алексея. Она уже знала, что любима парнем. В тот день, когда совсем, было, отчаялась, встретились они там, у озера, и вместе одной тропой пошли от сосны к сосне…
Она затихла, не стонала больше. Уже в ограде дома Алексей взглянул в лицо Аннушки, ободрил:
— Вот мы и у себя!
Федосья была на ногах, увидев Аннушку, невольно всплеснула руками.
— Зверь, что ж ты наделал! Так девку раскровянил…
Аннушку уложили на широкую лавку. Поправляя подушку, Федосья ласково уговаривала:
— Потерпи, дочка. Обойдется, все обойдется…
Рана на голове, однако, встревожила Иванцеву, она подозревала пролом черепа. Однако и вида не подала, проворно поставила на плиту чугун с водой, вытащила чистые тряпицы.
Воде надо было закипеть. В ожидании Федосья увела Алексея в горницу.
Их разделял маленький простеночный стол.
— Посидим, что-то ноги совсем не держат. Ну, Алеша, мало я к тебе с советами приступала, а теперь послушай. Говорили мы с тобой, и опять я на том стою: бери Анну женой. Девка что надо, во всем она без изъяну. Только смотри у меня… Непрощенный грех сироту обижать — понял?! Ну, если по мечте моей сладится у вас — спокойно умру. Скоро уж мне, Алеша, туда. Жаль, внуков не понянчу…
— Зачем вы это, мама!
Федосья опустила голову, седая прядь жестких волос упала на ее бледное, засинелое лицо.
— Говорю, что знаю, сынок. Всю жизнь я лекарила и пригляделась к человеку, поняла кой-чево. Сердце давно выслужило свое. Сегодня ночью уж куда лучше оно меня повестило, до последнего надсадил его в конторе Секачев…
