Алексей подошел, улыбнулся — ему надо было улыбнуться матери, хоть как-то ободрить и ее.
— Поживешь еще, мама! Как же я без тебя, а?! Сама говорила: плохо, если старого человека в доме, в семье нет. Живи, мама, всегда живи!
Ясными глазами Федосья благодарно взглянула на сына, мягко отстранила его от себя. Ни в себе, ни в Алексее не хотела видеть какую-либо слабость. И хотя зыбнуло сердце старой и слезы подступали, заговорила твердо, почти сурово:
— Спасибо за почтенье, сынок. Нам, матерям, не много от детей надо. Доброе слово охотит к жизни и лучшей за все отдачей. Уйду я и в памяти у тебя останусь… Детям своим привет передашь, скажи, любила их бабка. А коли и на тебя моя дурная слава перейдет — прости.
— Да что ты, мама! — встревожился Алексей. — Такое говоришь, будто и вправду…
Федосья встала, решительно заходила по горнице, но вдруг затруднилась в дыхании, опять присела к столу.
— Верные приметы народ накопил… Да что я! Прости, сынок, что радость тебе порчу. — Федосья встала, говорила с трудом. — Теперь так… Промою рану, думаю, не заразится кровь. Ты беги к Шатрову — он с вечера в конторе, за меня остался. Проси лошадь и к фершалу, в Колбино вези девку. У нее кожа сшива требует… И пускай полежит в больнице, отдохнет. Тут Анне спокойной не быть. Из берегов батюшка вышел и опасен. Да, вот что… Может, рано вернешься, ты меня не буди. Я травки выпью и долго спать буду. Сон-то лечит…
Федосья пошла в избу, но Алексей остановил мать. Ему хотелось порадовать ее и порадовать именно сейчас.
— А мы, мама, распишемся с Аннушкой, она согласна…
— Слава Богу! — просияла Федосья и заторопилась в избу. Вода там, на плите, уже закипала.
Алексей кинулся на улицу.
5.
У Шатрова недомогала жена, и за водой он ходил в последние дни сам.
Над бором поднималось солнце. Широкий рыхлый пласт тумана над Чулымом теплел, становился легче и уползал в понизовые луга.
Силаныч зачерпнул воды и уже подниматься бы ему на бровку яра, да сверху, по узким приступкам в глинистом срезе берега, спускался Секачев.
«Славно девки пляшут… На ловца-то и зверь бежит… — усмехнувшись, подумал председатель и отложил коромысло. — С тобой-то мне и надо покалякать, гражданин хороший…»
Шатров уже решил, что сходит он к старику и сходит сразу же после завтрака. По рассказу Иванцева — два часа назад Алешка сам не свой прибежал в контору — сильно избил Секачев дочь и оставить без внимания это никак нельзя. И откладывать разговор нельзя. Завтра в район ехать с отчетом по артели, зайдет он в РИК с хорошей строкой и в отчете по избе-читальне. Да, борьба с религией ведется наступательно: уставщику Секачеву сделано последнее предупреждение…
