День опять выпал жарким. Недвижно висят в синеве неба редкие белые облака, но легкие, желанные тени от них — все где-то там, на залитых зноем вершинах таежных сосен.
Аннушка и сегодня со своими. Копнили Алексей и Черемшин, а валки складывала она, Агашка Полозова да невеста Егорши.
Как и в прошлом году, девушка опять полна радостного изумления, снова удивлялась тому, как много могут делать люди, когда они вместе, когда захвачены одним добрым порывом.
Хорошо с артельщиками!
А тятенька ругал артель, пустой затеей ее называл — людей портит! Один поехал пахать, а другой руками махать… Много ли так наробят, а сладенький кусок каждому подавай!
Работают, сегодня все работают, даже председатель, однорукий Шатров, копны возит.
С самого утра счастлива Аннушка. Потому она счастлива, что Алексей рядом. То и дело украдкой поглядывала на него. Без рубахи, сильный своим загорелым телом, он шагал с навильником сена так легко, что нельзя было не любоваться парнем.
А потом загрустилось. Шутил Алексей с Агашкой, поддевал веселым словом Егоршу и его невесту, коротко перекликался с другими девками, только ее, кажется, не замечал. «Не нравлюсь… И наговор тот без силы. Может, посмеялась тетка Федосья…» — пугалась Аннушка, и грабли выпадали у нее из рук.
На лугу там и тут сверкали белые молнии вил. Споро, ухватисто работали сосновцы, и на ровном берегу старицы уже поднимались голубые шапки сметанных стогов.
Подъехал шумный Шатров, взбодрил шуткой:
— Славно девки пляшут. Семеро, все подряд! Может, пошамать, жару переждать? Шаба-аш!
Пообедали.
В тени стога хорошо дремалось. Алексея поднял Силаныч.
— Некогда вылеживаться, паря. Бери-ка топор да веслаков наруби.[11]
И тут же Аннушке наряд от председателя вышел.
— Посиди пока, а после поможешь Алексею.
…Будто волна какая несет ее от покосного стана к тому зеленому колку, и девушка, ликующе, отдается этой волне.
Все ближе и ближе тенькает топор.
Алексей отозвался сразу, едва Аннушка окликнула его. Выглянул из ивняковой гущи и на разгоряченном лице удивление.
— Ты чево, хорошая?
— А Силаныч за веслаками послал.
— Вот спасибо ему. Давай, помоги!
Колок, где рубил Алексей ивняк, в болотце, на бугринке. Пройти к нему можно и сухой ногой, но это в обход, далековато. Увидела, что парень напрямки шел, и сама смело шагнула в болотную жижу. Таскала нарубленное тоже болотцем.
— Кончай, Алеша-а!
И как это у нее вырвалось… Первый раз ласкательно назвала. Раньше, если и приходилось перекинуться словом, все Алексей да Алексей. Без конца готова была Аннушка шептать сейчас дорогое ей имя.
