Я вплывал в музыку, когда Линда вернулась и уселась в свое кресло.
— Иди сюда, — сказал он.
Она сердито пялилась перед собой. Минуту спустя я кинул взгляд в ее сторону — у нее на коленях лежал младенец. У него была голова троглодита.
— Ой, Хэнк, ну ладно, — сказала она.
Затем оба встали и пошли обратно к тахте — Линда к нему прижималась.
— Против наркоты ничего не скажешь, — гнул свое Джо, долго, скорее невнятно, нежели красноречиво эту наркоту защищая.
— Наверное, что угодно полезно принимать, если оно тебя из собственной головы выводит, — признал Хэнк.
— Еще бы! Только, я думаю, наркота загоняет тебя в голову глубже. — У Джо начался следующий выплеск.
— По-моему, ты куришь дурь, потому что считаешь, будто у тебя яйца слишком мелкие, — сказал Буковски.
Джо рассмеялся — не столько рассмеялся, сколько фыркнул, — но Буковски его оборвал:
— А что, большие, что ли?
— Нет, дело не в этом, — сказал Джо. — Яйца меня не волнуют.
— Ну так большие или нет? — спросил Буковски. — Какой величины?
— Да нет же, не в этом дело, — сказал Джо. — Яйца меня не теребят. В общем, я не знаю. Я ж не хожу, не мерю их линейкой, знаешь.
— А хуй длинный? Яйца большие? — Вдруг Буковски развернулся ко мне. — А у тебя? — спросил он.
По мне побежали мурашки, а в голову ударила кровь. В висках забился пульс.
— Ой, да ладно, — сказал я. — Наркоши, конечно, на ушах стоят насчет своих сексуальных ролей, но, если выяснять это с каждым по отдельности, будет перебор.
— Я не говорю о любом, — сказал Буковски. — Я говорю о тебе. У тебя большие яйца?
— Пушечные ядра. Мои предки ими пуляли в войне тысяча восемьсот двенадцатого года.
— А какие? Давай поглядим, — сказал он.
Где-то посреди всего этого Линда встала и вышла на кухню. Наконец и Буковски поднялся и пошел за ней. Голова у меня кружилась, но на ногах я еще стоял. Джо и Марджи увалили в спальню одевать ребенка перед уходом.
Буковски вернулся:
— Похоже, народ, мы шторы спустим сегодня пораньше. Линда хочет уйти. — (Та старалась выглядеть сердечно.) — У нее живот болит. — Это он особо подчеркнул.
Они ушли. В гостиную вернулся Джо. Сказал, что надеется, никого не обидел своими разговорами, но он считает, что у человека есть право говорить то, что думает. Мы его заверили, что гнал он нормально, и он — вместе с Марджи и младенцем — ушел.
