БАЙОН: Значит, тебя все-таки...
С. ГЕНЗБУР: Да, я себя переборол. Раньше я боялся. Хотя нет, я не боялся, у меня не получалось быть счастливым.
БАЙОН: Или ты еще не до... не исчерпал того, что было раньше...
С. ГЕНЗБУР: И я радикально переметнулся. Как... Арагон[94]... Ой, виноват! Без имен!
БАЙОН: А разве он в восемьдесят девятом был еще жив?
С. ГЕНЗБУР: Гм. Но ведь в тридцать шестом — тридцать седьмом он и так уже был практически мертв! (Смех.) С тех пор вместо него фланировал его двойник.
БАЙОН: Как теперь говорят, его клон.
С. ГЕНЗБУР: Его клоун! (Смех.) Вот мы и вернулись к искусственным носам!
* * *
БАЙОН: Итак, во второй раз это было добровольно и предумышленно, и уже наверняка?
С. ГЕНЗБУР: О да. На сей раз я решил не полагаться на других и сделал все сам. И не подкачал.
БАЙОН: А после первого раза остались какие-нибудь последствия?
С. ГЕНЗБУР: Нет! Ну, идиотом я, по крайней мере, не стал!
БАЙОН: Нет, но, возможно, в результате этого тебя озарило...
С. ГЕНЗБУР: Это правда. То есть у меня в голове все вспыхнуло... И я сказал себе: «Ладно. Бабки надоели. Слава у меня есть. Перейдем к вещам серьезным. Например, к поэзии, которая является для меня наилучшим способом интеллектуальной эякуляции». Не кино, не музыка, а именно поэзия. Потому что она входит в мозг через глаз. А не через ухо.
БАЙОН: А это привилегированный орган чувств?
С. ГЕНЗБУР: Глазная сетчатка важнее ушной раковины. Если не считать близоруких.
БАЙОН: Итак, поэзия?
С. ГЕНЗБУР: Для человека это самое опасное, что можно представить. А значит, самое интересное. И куда действеннее, чем кок или гер.
БАЙОН: Удивительно, что ты не вспомнил о Малларме[95]. Это?..
С. ГЕНЗБУР: Ноль. Я упустил его из виду, и его тоже. Это правда; они на той же дистанции, что и я, но я двигаюсь быстрее. Это не гордыня. У меня был свой собственный маршрут, свой боевой путь. И на этом пути было несколько встреч... Рембо, Малларме, Гюисманс, По... Все те, кто мне повстречался...
БАЙОН: «Я — имперский закат, я — исход декаданса / Я вижу, как варвар грядет светловласый»[96] или...
С. ГЕНЗБУР: Да-да, именно так.
БАЙОН: Значит, ты так и не сочинил траурную музыку для своих похорон?
С. ГЕНЗБУР: Да ну ее! Нет. Без церемоний.
БАЙОН: Ладно. А какова была вторая мизансцена конкретно?
С. ГЕНЗБУР: В девяносто втором?
БАЙОН: Когда ты выстрелил себе в рот...
С. ГЕНЗБУР: Ах да!
БАЙОН: Где?
С. ГЕНЗБУР: В апартаментах типа люкс самого красивого отеля в мире, который называется «Ле Гритти». (Диктует по буквам.: «Гэ, Эр, И, два Тэ, И».) В Венеции. В итоге меня вынесли по служебной лестнице типа люкс, чтобы не беспокоить миллиардеров. Миллиардеров типа люкс.
