или кубистов, которые делали коллажи с газетной бумагой. Они прекрасно знали, что со временем бумага желтеет и портится. Но им было наплевать. По барабану. Им до этого было как до извергнутой спермы.
БАЙОН: Это нас подводит чуть ли не к леттризму[88]... Если вспомнить песню «Бана База бу... бу...»
С. ГЕНЗБУР: «Бана ба... зади балало»?
БАЙОН: Да, «Банабазадибалало»[89]. Каковы твои отношения с леттризмом?
С. ГЕНЗБУР: Очень далекие. На самом деле «Бана базади балало» — это фраза на диалекте банту, которая означает «три маленьких ребенка».
БАЙОН: А что у тебя было на уме в... «наивысший» момент? Ребячьи шалости?
С. ГЕНЗБУР: «Наивысший» от «высшей меры наказания»? Нет. Я ощутил возвышенную радость. Что у меня было на уме? Как и у Андре Шенье[90]: «планы».
БАЙОН: То есть?
С. ГЕНЗБУР: Перед тем как... отделиться от своего тела, Андре Шенье сказал: «Мне предстояло столько сделать и столько сказать...» Гм... Я еще мог говорить вдоволь, я и сейчас не могу наговориться.
БАЙОН: Что-то вроде чистилища?
С. ГЕНЗБУР: М-м-м-м-да. Температура тридцать семь градусов. (Смех.) Теплая вода. Теплый океан.
БАЙОН: А музыка в голове?
С. ГЕНЗБУР: Никогда! Я никогда не думал музыкой. Я думал словами. Музыка неестественна. Я никогда не пел. За исключением тех моментов, когда мне за это очень, очень дорого платили. Ну и в ванной...
БАЙОН: А твои самые последние планы?
С. ГЕНЗБУР: Книжка (книжки) и картина (картины) — собственного производства.
БАЙОН: А что за книжка?
С. ГЕНЗБУР: Это был... планировался сборник стихов.
БАЙОН: К песням? Неопубликованным?
С. ГЕНЗБУР: Я же сказал «стихи». Я не сказал «текссссты»! Я был сочинителем тексссссстов! Но поэтом я не был. Хотя иногда... приближался. Да, у меня были «приближения». Но чтобы опубликовать стихи... Ах нет! Чуть не забыл: в девяностом году у меня все-таки вышел сборник. Я и забыл... из-за провала.
БАЙОН: Из-за провала?
С. ГЕНЗБУР: Не только в черепе, но и в памяти...
БАЙОН: А в жизни у тебя был «твой» поэт?
С. ГЕНЗБУР: Нет. Было одно стихотворение у Набокова, в «Лолите». «Гейз». А потом один сонет у Эредиа[91]. И у Рембо... Это скорее был калейдоскоп. Я не зацикливался на чем-то одном. Или все-таки нет: была великолепная книжка у Франсиса Пикабиа. Он подарил ее очень дорогому другу, такой маленький буклетик под названием «Иисус Христос Расфуфыренный»[92]... Это он говорил: «Я, сударь, наряжаюсь в человека, чтобы быть ничем».
БАЙОН: Расфуфыренный Иисус, неплохо...
