На этот раз я попала!..
Удар получился хорошим – я отбила костяшки и взвыла, прижав ушибленную руку к груди. Стало совсем темно, колени подломились, и я улеглась прямо на пол, поскуливая от боли. Меня попытались поднять, я взбрыкнула, сопротивляясь...
– Краснова! Да вы пьяная?! – прогремело над моей головой, и не помешали даже заложенные уши.
Конечно же, этот голос невозможно было спутать ни с каким другим. Он мог принадлежать только ректору «Ивы». Кошу Невмертичу – не пойми, фамилия у него или отчество.
– Это вы? – проблеяла я и неудержимо расплылась в улыбке. – Здра-а-а-а-вствуйте…
– Неужели, узнали? – огрызнулся он, поднимая меня и закидывая себе на плечи, прихватив под колени и за шею.
– Так баранов, между прочим, таскают, – пропыхтела я, потому что мне было совсем неудобно.
Что за дурацкий способ носить женщину на руках? Разве нельзя понежнее?
– Баранов, – сухо согласился ректор. – И еще овец.
Я помолчала, раздумывая – оскорбиться или пока не стоит. Но несмотря на то, что он загибал мне шею почти под прямым углом, и сейчас я и в самом деле больше походила на овцу, которую решили пустить на шашлычки, мне было очень приятно встретить Коша Невмертича. Всё-таки пришёл… Из-за меня… И как назло я мокрая, как мышь, благодаря идиоту Царёву. Хотя... это такие мелочи...
– Ой, а вы меня спасаете или похищаете? – спросила я, чувствуя себя до безобразия счастливой.
– Если честно, – ответил он с непередаваемым тактом, – я бы вас, Краснова, с большим удовольствием утопил бы. Или прикопал где-нибудь под дубом. А ведь кто-то врал, что не пьет. Потому что танцорам вредно. Какого черта вы мне в глаз заехали?
– Вам?! В глаз?!.. – я даже задохнулась от ужаса. – Честное слово, не хотела...
– Заткнитесь уже, Краснова, – холодно оборвал меня ректор, а потом стало темно и тихо. По-настоящему и надолго.
Пробуждение оказалось – так себе.
Я лежала поперек кровати, навертев на голову одеяло, а ноги были снаружи, и пятки холодило сквознячком.
Выбравшись из-под одеяла, я села и сразу со стоном повалилась обратно. Вставать совсем не хотелось, в горле было сухо, голова болела, и во рту был противный привкус.
Окно в комнате было приоткрыто, и белая полупрозрачная штора колыхалась. Я уже была в этой комнате…
Дом на Гагаринской! Дом Коша Невмертича!..
После такого открытия уже невозможно было оставаться в постели. Я встала, пошатываясь, и одернула белую футболку. Вчера футболки на мне не было. Воображение тут же услужливо нарисовало, как ректор переодевает меня – бесчувственную, беспомощную, с распущенными волосами…
