– Как раньше? – засмеялась она. – Когда это мы с тобой раньше по-стариковски коротали вечера за кофе с коньяком? Насколько я помню, ты всё время рвался спасать мир, тебе было не до меня. И не до моих гаданий.
– Ты гадала мне и Федьке, – напомнил Кош. – И налей просто коньяка.
– Может, лучше не надо? – спросила она, но уже взяла бокал и плеснула в него немного.
– Не бойся, не повредит, – хмыкнул Кош и выпил коньяк залпом, поморщившись и не закусывая.
– Как неинтеллигентно, – поругала Барбара и взяла его чайную чашку, покачав её вправо-влево, а потом опрокинула чашку на блюдце, вверх донцем. – Думаешь, это и правда не она? – спросила Ягушевская, прикрывая кофейную чашку ладонью.
– Это точно не она, – сразу отозвался Кош.
– Знаешь, убежден или хочешь верить? – мягкий голос Ягушевской успокаивал и расслаблял не хуже чудодейственного кофе. И коньяка в придачу.
– Она не способна на такое, – покачал головой Кош. – Это противно её природе. Жар-птица не совершает подлостей. Гадости – да, подлости – нет. К тому же, ты забыла, что я вижу ваши женские души? Насквозь вижу, – он прищурился, посмотрев на Барбару, и та невольно опустила ресницы, словно прячась от его взгляда. – Это не она. И это меня очень беспокоит.
– Кто-то из студентов? – продолжала расспрашивать Ягушевская.
– Мы всех проверили, кто был рядом, – Кош нахмурился, заложив руки за голову и откинувшись на спинку кресла. – Ни на ком не было следов колдовства.
– Загадочно, – произнесла Барбара после некоторого молчания. – А Вольпина? Почему Краснова так усиленно её подозревает?
– Вольпину сам проверял, на сто раз. Ничего на ней нет. Скорее всего, тут просто девичья зависть, – он усмехнулся и добавил: – И ревность. Она с чего-то вообразила, что я, вроде как, выделяю Вольпину.
– Тебя это забавляет, похоже, – невинно заметила Барбара.
– Что там в чашке? – Кош повернул разговор в другую сторону и проговорил-пропел: – Погадай-ка мне, гадалка, расскажи мою судьбу.
– Хорошо, изволь, – Ягушевская осторожно подняла чашку и поставила ее рядом с блюдцем, рассматривая потеки и пятна на фарфоре. – Вижу любовь, ваше бессмертие. Везде любовь – куда ни посмотри. И в прошлом, и в будущем. И ещё вижу страсть. Неутоленную, каторжную…
– Плохо гадаешь, – засмеялся Кош. – Так мне любая цыганка на улице скажет.
– И деньги возьмет, – в тон ему ответила Барбара. – А я – совершенно бескорыстно… – она мельком посмотрела в чашку и замерла, а потом нахмурилась. – А вот тут что-то странное, – она склонялась над чашкой всё ниже. – Птица… огненная… а вокруг неё – враги… Раз, два, три… четыре… пять… Пятеро врагов? Это в «Иве»? И, похоже, это прямо сейчас…
