– Я не хотела, честно… Простите…
– За меня не беспокойся, – перебил он меня. – Не развалюсь.
– Но вы сами виноваты. Зачем вы меня довели? Разве это педагогично?
– Зато действенно! Смотри, как ты сразу раскрылась!
Я нахмурилась, не разделяя восторга преподавателя. Всё-таки, это было как-то… неправильно.
– Ты лучше скажи, – полюбопытствовал Быков, – откуда этот прием узнала? Опять нечаянно получилось?
– Нет, – призналась я после некоторого молчания. – В прошлом году ректор им меня два раза долбил.
– Жёстко, – признал он. – Совсем расшалилась? По-другому успокоить не могли?
– Не могли, – ответила я уклончиво.
– Это понятно, – Быков ничуть не удивился. – Ты ведь Жар-птица, они все страх какие вспыльчивые.
– Вы знали других Жар-птиц?
– Ну… – он почесал макушку, – слышал о них. Это ведь институтская программа, а я только школу закончил, – он засмеялся, когда я удивленно приподнялась на локтях. – Что уставилась? – он потрепал меня по макушке. – Я предпочитаю плодотворную практику бесполезной теории. Тонкими материями пусть ученые занимаются, на которых дунь – улетят. Мне ближе другое, – он сжал кулак, величиной чуть ли не с мою голову. – Ты ожила, я смотрю? Топай, давай, в душ. В субботу жду на кружковое занятие. У тебя задатки хорошие, не забрасывай спорт.
– Между прочим, я не хочу драться, – сказала я, поднимаясь, и Быков подхватил меня под локоть, поддерживая. – Я танцую, мне хватает.
– Нападут на тебя – тоже танцевать будешь? – спросил он. – Не трогайте меня, я вам песенку спою и польку-бабочку спляшу?
– Не в этом дело, – начала я сердито, потому что его тон мне совсем не понравился.
– Всё, топай, – велел он. – Потом об этом поговорим.
Я ушла со смешанным чувством досады и удивления. С одной стороны прикольно получилось, что я уложила такого огромного дядьку, а с другой… на душе было гадко, как от совершенной глупости.
Хотя, это и в самом деле была глупость. Если над Щукиной я издевалась под колдовским воздействием джанары, то тут устроила все только по личному желанию. Даже винить некого, кроме себя.
Когда я вышла из раздевалки, Анчуткин ждал меня под дверями, изнывая от нетерпения.
– Как ты его! – зашептал он восторженно. – Это ты его чем, Василиса? А что он тебе сказал? Мировой мужик, да?
– Не знаю. С мухами он, как и все вы тут, – сказала я, не желая разговаривать об этом, потому что вспоминать то, что произошло на ленте было как-то неловко и стыдно. Да и вообще… Не только они все с мухами. И я тоже. Вернее, с тараканами. Как сказал Слободан Будимирович.
