Я увожу к отверженным селеньям. Том 2. Земля обетованная | страница 22




замечания и вел себя, как гимназист, отпущенный на кани­


кулы. И вдруг Анциферова арестовали. К тому времени взяли


чуть ли не всех. Уже после вашего ареста, я узнал об этом слу­


чайно, я перестал считать свой кукиш верхом геройства. А


когда забрали Анциферова, я высказался. Меня выслушивали


человек двадцать. Я далеко не оратор, но в тот раз произнес


единственную в жизни речь. Говорил, что погибает интеллиген­


ция, что молчать нельзя, хотя бы уж потому, что любого из


нас может постигнуть та же участь. Сказал о детях, их вместе


с родными угоняли на север, напомнил, как стыдно глядет в


глаза им, сказал, что тот, кто молчит, хуже преступника. Слу­


шали, и даже кое-кто прослезился.


— А результат?


— Обычный. Одни, обгоняя друг друга, побежали в бли­


жайшее НКВД, чтобы их не привлекли за соучастие и недоне­


сение, другие сделали вид, что ничего не слышали, третьи


скорбно вздохнули, четвертые смахнули слезинки и мелкой


рысью потрусили к коллегам, чтобы на всякий случай зару­


читься свидетельством о болезни... так-то оно безопаснее. Самое


удивительное, что первое выступление сошло мне с рук. Вы­


звали, предложили каяться.


— А вы?


— Не покаялся, и не арестовали. В беседе меня попросили,

чтобы я высказал свою точку зрения публично, на собрании.


«А если мы коллективно обжалуем арест своих товарищей?»


— спросил я своего собеседника. «Кто это «мы»? Свое мнение


35


может высказать советский народ, а народ его уже высказал.


Читайте газеты, дорогой товарищ! Коллективные жалобы за­


прещены». Я взорвался: хвалить коллективно можно, а жало­


ваться нельзя? «Ура» — кричат хором, а «караул! убивают!»


— в одиночку? «Во-первых, вас никто не убивает, а во-вторых,

я вас серьезно попрошу прекратить ненужный спор». На этом


мы и разошлись. Я тогда не знал, что мое дело попало на глаза


дружку Орлова, а он случайно проболтался Леониду. Леонид


сочинил на ходу какую-то историю, чуть ли не сынишку его я


спас от смерти, и попросил меня не трогать. Если б я успокоил


себя отговорками, вроде: как все, так и я, против силы не


попрешь, что пользы говорить без толку, придет время — ска­


жу... то меня бы оставили в покое. До сих пор носился бы