ча, будь он дважды гением и трижды Гиппократом. В BYPe
свободное место найдут и ему. Но самое странное, что он
говорит уверенно. Не пойму, чего тут больше — хвастовства
или...
— А вдруг?..
— Тогда — чудо или... подлость. В чудо не верю, от подле
ца помощи не приму.
— Какая подлость?
— Он может вступиться за меня, если за его спиной стоит
управление лагерей. Даже если он мне окажет помощь беско
рыстно, а человек, связанный с лагерной администрацией, бес
корыстно не ступит и шагу, я такой помощи не приму. Мне
кажется, мое опасение напрасно. Он от чистого сердца, с
лучшими намерениями успокаивает меня.
— А его положение?
— Я спросила его об этом.
— И он?..
— Смутился и пообещал на досуге «открыть секрет» —
так он шутливо высказался.
— Мы уже ощутили его заботу. Нам принесли почти но
вые матрасы, соломенные подушки, одеяла и даже простыни.
Такой роскоши я не ожидала. Три охапки дров, по полной
миске супа и... ложки... Я ужинала как истый сибарит. Девоч
ки наелись, уснули. А я сижу, топлю печку.
— Y меня к вам неприятное дело, Елена Артемьевна. Се
годня начальник больницы не хотел вас принимать. Он, навер
но, ждал взятку от капитана. Я пообещала отдать ему ваше
кольцо.
— О чем вы говорите, Любовь Антоновна. Для меня оно
потеряно. Отдали — и на душе легче.
— Не успела я. Когда возвращалась с вахты, меня встре
тил Игорь Николаевич. Он сразу узнал меня. Я не ожидала
такой встречи. Обнял и чуть не плачет. Y него хорошая зри
тельная память. В первую минуту я не могла понять, в чем
дело. Подумала, очередная шутка пьяного или обкурившегося
начальства, они тут от скуки зачастую курят анапгу. Но он
25
припомнил кой-какие детали семнадцатилетней давности, и мне
пришлось поверить, что передо мной Игорь. Мы с ним пошли
к вам, потом я была занята с Ефросиньей. Кольцо пока у меня.
Я чувствую, что если скажу Игорю, он уладит с начальником
по-другому, без кольца. Но удобно ли это?
— Оно мне не нужно. Вы лучше объясните вчерашнее.
— Проще колумбова яйца. Я приняла какое-то посильное
участие, чтобы нас привезли сюда. На мне полковник Гвоздевский. Умрет он — репрессии обрушатся на меня, не оставят
в покое и вас. Мне практически ничего не сделают, разве что
