Я увожу к отверженным селеньям. Том 2. Земля обетованная | страница 12




23


не время для объяснений. Познакомимся поближе и... Пошли


за матрасами, девушки.


— Тебе не стыдно, Катя, за доктора? — спросила Рита.


Они шли позади Игоря Николаевича. Он о чем-то оживленно


беседовал с Любовью Антоновной.


— Стыдно, Рита. Я обозлившись на всех. Не верю никому.


— А я верю Любовь Антоновне.


— Эх, Ритка! Что как с мое пробудешь тут, матери родной


не поверишь... Попрошу прощения у нее. Простит?


— Она все-все знает. Даже, что думаем мы с тобой. Я в


мыслях тоже... ей открою... Что плохо думала.


— Она, видать, на воле знала этого главврача. Чудной он.


Я в лагерях таких не видела. Ему власть большую дали. Я


второй раз в больнице лежу. Заключенных докторов никто во


внимание не берет. Скажет что поперек — и на общие работы.


Этот пришел и как начальник командует. Почему бы это? —


вслух рассуждала Катя.


Поздно вечером, когда на вахте пробили отбой, в дверь


землянки кто-то осторожно тихо постучался. Елена Артемьевна


с сожалением оторвала взгляд от печки, в ней весело потрески­


вал огонь, и, машинально одернув платье, подошла к окну.


«Любовь Антоновна... Так поздно... Не боится ходить после


отбоя», — удивилась Елена Артемьевна.


— Спят они? — шепотом спросила Любовь Антоновна, при­


саживаясь на охапку дров.


— Спят. Что ж вы так поздно?


— Y Ефросиньи задержалась. Скоро уйдет она... туда, «где


нет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий, но жизнь беско­


нечная»... Ее похоронят без церковных обрядов. Даже могиль­


ного холмика не останется от нее... Какая для нее трагедия


умереть так... без попа, без пения... Мертвым все равно... Но


она живая и знает, как ее схоронят... Спасти ее невозможно.


Игорь Николаевич хотел ей ампутировать руку, я отсоветовала:

лишнее мучение. Он опытный хирург.


— Вы давно его знаете?


— Семнадцать лет. Он тут имеет огромное, я бы сказала


фантастическое, влияние. На моих глазах распекал начальника


больницы за то, что он так обошелся с вами. Они его все


боятся... А вот почему — не знаю. Хороший он был юноша.


24


Крикливый немного, вздорный, но простой. Обещал, что со


мной ничего не случится, если даже Гвоздевский умрет. Свя­


тая простота! Неужели послушают какого-то заключенного вра­