— Я не знала.
Марк бросает на меня взгляд, исполненный гневом.
— Правда, что ли?!
— Правда. Не знала.
— Тогда ты — дерьмовая журналистка!
— Хорошо, пусть так. Только отпусти меня.
Его красивое лицо опять исказила гримаса, в этот раз — исступленности.
— Меня уже достало, что ты повторяешь одно и то же!
Желание постоять за себя, в конце концов, пересиливает, и я делаю шаг вперед — вовсе неуверенно, на ватных ногах, но не стою на месте.
— А меня достало, что ты ведешь себя, как ублюдок! — Хотела ещё добавить о том, что он ставит в один ряд всех представителей той специальности, которую я выбрала, но, подобно карточному домику, рассыпалась моя решительность.
Отступать назад некуда, бедрами вжимаюсь в край письменного стола. Маркус наступает медленно, запрятав руки в карманы джинсов. Он не сводит от меня воистину пустого взгляда ни на мгновение. От этого — холод по коже. Когда он подошел совсем близко, я перестала дышать. Широко раскрыв глаза, просто смотрю на него, без возможности совершить хоть что-либо. Просто смотреть и ждать.
Ферраро склоняется надо мной — начало конца.
— Забирай свои вещи и убирайся отсюда, — жутким шепотом отчеканивает он. И затем неистово: — ПОШЛА ВОН!
Я даю дёру! Обхожу его опрометью, хватаю сумку с пола, но по причине спешки из нее что-то вываливается. Я и не думаю всматриваться, просто собираю все обратно, а эти проклятые бумажки опять падают на пол. Когда Маркус садится на корточки рядом со мной, от страха я пошатываюсь и валюсь назад. Придерживая тело ладонями, я не вижу вокруг ничего, кроме Марка, разглядывающего то, что принадлежит мне.
Я бесшумно ахаю, когда наконец до меня доходит, в чем дело. В его руках — вырезки из журналов, газет, распечатанные из Интернета фото — все это с изображениями Ферраро. Больше дюжины его фоток. Господи, нет, нет…
Я не могу разобраться с цветом его глаз — зеленый или карий? Но могу сказать точно — они у Маркуса загорелись животным блеском. Он не спеша поднялся.
— Ах, — нарочито спокойно и поддельно ласково выдает Ферраро, — так ты моя фанатка, что ли? — Желваки на его скулах заходили ходуном. — И журналистка, — он наклоняет голову на один бок, — и поклонница, — теперь на другой. — Кошмарное, кошмарное сочетание.
Он произнес последнее предложение, вообще не выходя за рамки насмешливой интонации.
— Так может мне тебя трахнуть напоследок? — предлагает Марк хладнокровно.
Я вздрагиваю, руки перестают держать и, упав на черный паркет, я запутываюсь в ногах, но все же вскоре встаю на них. Я поднимаю высоко подбородок, словно говорю ему без слов, что собираюсь отстаивать свое достоинство до самого конца. Он «любуется» собой на фотографиях и комментирует каждую, позже выбрасывая их за спину.
