Когда я наступила на последнюю ступеньку, наткнулась на шторку из какого-то покрывала, в котором уже образовались дырки. Сквозь них просачивался свет. И, осторожно отодвинув ткань, перед собой я увидела небольшую детскую комнату. Пыль, оседавшая на шторке годами, быстро распространилась по помещению, когда я коснулась ее рукой, и теперь витала на лучах солнца, будто маленькие блестки. Лучи солнца просачивались сквозь грязные стекла окна и были единственным источником света.
Я осторожно вошла в помещение, растирая ладони, чтобы избавится от пыли. Рассматривая помещение, я еще больше убедилась в том, что здесь никого не бывает, а значит, никто не убирается. Это заброшенная спальня.
Я медленно шагала, изучая комнату. Деревянный пол под моими ногами тихо поскрипывал. Незаправленная кровать, письменный стол со светильником, который уже давно не работает, отклеивающиеся обои на стенках, кресла в углу и камин между ними. Я подумала, что это детская комната только потому, что на камине находилось пару игрушек: кошка и две машинки. А так же в спальне находилась небольшая кровать, точно не походившая для взрослого человека. Повсюду осевшая пыль и грязь — единственное, что отталкивало. А в остальном эта спальня тянула меня, как что-то неразгаданное, что мне нужно разгадать.
Я пробралась глубже, к камину, и взяла в руки пыльную кошку. Она была трехцветной: белая, с серыми и коричневыми пятнами. На стене вдоль лестницы тоже часто мелькала нарисованная кошка, как и на двери, расцарапанная гвоздиком. Я бы подумала, что ребёнок больше ничего не умел рисовать, но здесь дело в другом. Будто его лишили, или он потерял любимую кошку, и теперь изображает ее везде, где только можно.
Я бережно поставила мягкую игрушку на место и направилась к кровати. Белая простынь превратилась в серую от пыли. Мне хотелось сесть на нее, но мысль о том, что халат на мне превратится в такое же серое недоразумение, остановилась. Вместо этого я присела на корточки перед прикроватной тумбочкой и потянула ящик на себя. Он издал характерный хрип, отчего я стиснула зубы.
На дне находилась папка, которую я не раздумывая достала. Она была совсем не грязной и не пыльной, поэтому я смело могла положить ее на колени и удобно рассматривать содержимое.
Там я обнаружила те же детские рисунки. Одни повергали меня в ужас, другие наслали грусть, следующие вовсе негодование. Расширенными глазами я судорожно листала файлы с рисунками и в страхе понимала, что они принадлежат Эдварду. Эта спальня когда-то принадлежала ему.
