— Никакого красавчика испанца не отхватила? — с иронией в голосе спросила она.
— Спешу тебя разочаровать…
— Ой, фу, все, не продолжай, — перебила меня Брук, и я уже представила ее скорченную рожицу, будто она съела что-то отвратительное. — Монашка.
— Мне не до этого. Ты давно была в клинике?
— Вчера только. Ты не думай, я бываю там каждый день, — тема сменилась и наши голоса тоже. Брук стала серьезнее.
— Никаких изменений нет, — с грустью ответила Брук. — Но не стоит сразу думать о плохом, — тут же начала она меня подбадривать. Ну, конечно, в этом вся Эванс. За это я ее люблю еще больше.
— Все хорошо. Я понимаю, что они не очнутся чудесным образом. На это нужно время. Напомни мне, когда нужно вносить плату?
— Если не ошибаюсь, через две недели. Но я еще уточню.
— Хорошо. Спасибо тебе за все, Брук.
— Эй, прекрати меня благодарить. Мы с тобой как сестры.
Я улыбнулась. Разговаривая с Брук, меня так и наполняют теплые ощущения.
Мы болтали еще около двадцати минут. Она рассказывала о том, как сама коротает дни. Оказывается, ей так скучно без меня, что уже не может без шоппинга ни дня. Я только и делала, что смеялась и закатывала глаза на ее оправдания. И в каждом оправдании центральная фигура — я.
Я обожаю Брук Эванс за то, какая она есть: жизнерадостная, постоянно веселая, со стопроцентной энергией каждый день. Она словно моя батарейка для подзарядки. Когда мы закончили разговор на признаниях в любви, я сидела с улыбкой еще несколько минут, а потом бродила по дому с веселыми мыслями. Брук сейчас для меня свет в мрачном подвале, отгоняющий не только тьму, но и весь негатив, который топит меня в мрачных мыслях.
Кстати говоря, пока я бродила по дому, углубленно изучая все вокруг, наткнулась на чердак. На втором этаже находилась лестница, заканчивающаяся безобразной шторкой. Когда я отворила ее, наткнулась на полумрак. Повеяло таким запахом затхлости, будто эту дверь не открывали несколько лет точно.
Рассматривая белую гладкую поверхность я приметила царапины и пыталась определить, чем их оставили. Точно не ногтями, уже радует. Кажется, такие царапины характерны для маленького гвоздика. Некоторые линии даже собирались в рисунок: кошку, дорогу и еще что-то, что я не смогла понять.
Судя по рассказу Марты, в этом доме жили Эдвард и Эльвира с родителями. Возможно, кто-то из детей и оставил эти царапины на деревянной двери.
Я решила подняться наверх. Чем выше по лестнице я продвигалась, тем прохладнее становилось. Медленно шагая, я касалась бежевых стен, на которых тоже были какие-то детские рисунки. В полумраке их сложно было разглядеть, большинство полос мало чем походили на целостный рисунок. Будто «художник» этих творений черкал черным маркером на стенах бесцельно, но все равно что-то получалось.
