Полнеба на востоке занималось розовым. Малинового накала солнце выбиралось из-за горизонта, и на фоне космического огня перелески казались черными, словно обугленными.
Ни птички, ни самолетика…
Прислушавшись, я уловил надрыв мотора, но бомберами или истребителями не пахло — с юго-востока подъезжали грузовики. Потряхивая тентами, катили три «Опеля-Блиц».
— Танки! Ура-а! — заголосил Лапин.
Резко оглянувшись, я увидал полузнакомые зеленые силуэты «тридцатьчетверок» — еще не с теми, узнаваемыми «гайками» поверху. Эти ворочали несерьезными башнями, не зря прозванными «пирожками». Передний танк замер на секунду — и шибанул снарядом по грузовикам. Фугас разорвал кабину «Опеля», кузов опрокинулся, и немцы посыпались, как картошка из ведра. По ним тут же добавили наши с околицы — гулко задолбил «дегтярь», взревел ДШК, гвоздя тяжеленькими пулями, на полста грамм каждая.
— К сельсовету! — крикнул я, и тут залетный кусочек металла, увесистый и горячий, чиркнул по голове.
Мир пропал, угасая в колокольном звоне.
* * *
Очнулся я под брезентовым пологом, натягивавшимся и опадавшим под ветром. Внутрь засвечивало солнце всё того же алого окраса, но уж больно насыщенного, отдающего в багрец.
Меня мутило, и хотелось пить. Шевельнувшись, я осознал, что лежу. Тут же колыхнулась тупая боль в голове, и всё вокруг поплыло, качаясь и нагоняя цветущий мрак.
Во второй раз я очнулся, когда начало темнеть. Или проснулся — гулко отдавались недалекие взрывы, потряхивая землю. Тот еще будильничек…
— Ну, наконец-то! — сказал сумрак голосом Кристи.
А вот и ее хорошенькое личико замаячило, склоняясь.
— Ангел небесный… — пробормотал я, и девичья ладонь нежно коснулась моей щеки.
— Ай-я-яй… — ласково попеняла Кристина. — А еще коммунист!
Мне удалось выдавить улыбку.
— Вечер уже… — пробормотал. — Я что, весь день провалялся?
— Ага, — почти серьезно кивнула девушка, отряхивая соринки с белого халата. — И вчерашний день, и позавчерашний. Пятое августа с утра.
— Ничего себе… — равнодушно промямлил я. — Сильно меня?
— Везунчик ты, Антошка, — Кристина поднесла мне кружку с водой, и заботливо, ладонью, приподняла голову. — Пей, пей…
Я жадно, давясь и сопя, выхлебал полкружки.
— Уф-ф… Спасибо.
— Пожалуйста, — слабо улыбнулась военврачиня. — Напугал ты нас. Тёмка прибегает, глаза по пять копеек… И тут твои заносят… А ты бледный впросинь! Кровь на голове… У меня даже ноги потёрпли! Я всех выгнала, осмотрела…
— Жить буду, доктор? — выжал я через силу.
