Гончая появилась на горизонте, и на ее спине — озаренный кровавой луной — была черная фигура. Хвост нетерпеливо раскачивался в свете луны. Фейри медленно улыбнулся, уверенный в победе. Он вытащил из-за себя короткое копье, поднял, глядя на меня, оценивая расстояние.
— Глупая сестра. Ты тратишь зря дыхание! — ругалась на меня сестра.
Но я не закончила. Я забыла кое-что во всей магии и мороке. Я забыла, что была смертной. А потому у меня был дар, какого не было у них.
Я запела.
— Я пою о любви, любви в горах,
О печальной и теплой любви.
Я всегда пела плохо — мимо нот — но это было не важно.
— О смехе и песнях,
О летних днях на лугу.
Моя сестра застыла в клетке. Гончая бросилась к нам и застыла, раскрыв пасть.
— Любовь пропала по глупой ошибке,
И сердце страдает мое отныне.
Моя песня разносилась вдаль, и все фейри, которые слышали ее, застывали и слушали. Кроме голема.
— Я пою об обещаниях под звездами,
И боли от их лжи.
Мы шагали среди застывших силуэтов, и я замечала все жестоко скривленные рты, сияющие клинки, красные в свете луны, все острые обнаженные зубы. Тут не было добрых душ, только мстительные. Только таких пускали из загробной жизни гоняться за фейри и утягивать их в глубины. Я поежилась, но это не остановило мою песню.
— Парень просто меня не любил,
Рад он был, что меня словил.
Мы бежали мимо застывшей охоты — от их неподвижности я едва дышала. Их лица были жестоко искажены, глаза были полные ненависти. Они дрожали, словно пытались вырваться из чар. Я пела снова и снова в лесу, пока не подумала, что легкие взорвутся. Почему я не делала этого раньше?
— Он был рад за руку меня держать,
Но любовь его была как песок мелка.
Мы добрались до журчащего ручья. Рядом на высоких ногах, похожих на птичьи лапы, со странной островерхой крышей, похожей на черные крылья, был небольшой домик. Грязь была на двери. Отмеченная землей.
Я постучала голема по плечу, указала на домик, пока пела:
— Он бросил меня, при этом сломав,
Сердце мое растоптав.
Мы открыли дверь, прошли в спутанный домик, полный мелочей и побрякушек, украшений и чучел существ, мерцающих блуждающих огоньков в лампах — я не сразу смогла вдохнуть и понять, был ли тут кто-то еще. Домик был без живых фейри, но тут было много мертвых зверей, ставших чучелами… и я надеялась, что только зверей.
— И я никогда уж не буду любить,
Думать о нем или грезить.
Я соскользнула с плеч голема, закрыла за собой дверь и старательно заперла.
— Ах, может, он любил тебя. Может, любил так сильно, что само слово было лишено значения.
