Звон кандалов Зака скоро стал в приюте привычным.
— Прости, — снова и снова извинялась я перед Эльзой, когда мы оставались наедине. — Мне жаль, что тебе приходится встречаться с ним каждый день.
Она лишь улыбалась и сжимала мою руку. Эльза никогда не заговаривала с Заком, но не боялась смотреть ему в глаза, а во время трапез наполняла его миску и ставила на стол. Я до сих пор не видела такого рода мужества: каким-то образом Эльза изо дня в день терпела Зака в своем доме, где раньше жили убитые им дети.
Поначалу я задавалась вопросом, как сам Зак воспримет переселение в приют. Большинство детских вещей уничтожили налетчики, когда забирали малышей и попутно разнесли половину приюта. Но признаки присутствия детей были повсюду. За дверью спальни на высоте бедра в стену были вбиты крючки, куда дети вешали верхнюю одежду. В разграбленной кухне Эльзы уцелели только маленькие чашки, и теперь мы каждый день пили из них, касаясь губами тех же мест, что и погибшие малыши.
Если от этого Заку было неловко, он ничем себя не выдавал. В первый вечер я наблюдала за ним за ужином. Он взял длинными пальцами чашечку, опустошил ее и оставил на столе, чтобы Эльза убрала. Он никогда не упоминал о детях, которые одновременно отсутствовали и присутствовали рядом с нами.
* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *
В первую ночь, оставшись в спальне вдвоем, мы с Заком лежали в разных концах длинной узкой комнаты. Зак лег спиной к стене и лицом ко мне. Я задула свечу, чтобы больше его не видеть.
— Зажги свет, — попросил он.
— Спи давай.
Его цепь несколько раз звякнула, пока он ворочался.
— Мне не нравится спать в темноте.
— Привыкай, — бросила я, перекатываясь на другой бок. — Здесь тебе не палаты Синедриона. У нас запас свечей не бесконечный.
— Я никогда не боялся темноты, — сказал он. — Но возненавидел ее с тех пор, как ты затопила Ковчег.
Это я тоже помнила: промозглый мрак коридоров и черная вода, которая поднималась все выше и выше, вытесняя черный воздух.
— Я едва успел выбраться, — продолжил Зак, учащенно дыша. Обхватив себя руками, я слушала его против воли. Мне хватало собственных воспоминаний о затопленном Ковчеге и не хотелось погружаться в кошмары Зака. — Но даже когда я вышел на поверхность, еще ничего не кончилось. Река хлынула в открытую дверь, и меня чуть не унесло. Половину лагеря смыло, по меньшей мере четверо солдат утонули: они запутались в брезенте, когда водой накрыло палатки.
Еще больше трупов на моей совести. Скольких же людей я погубила собственноручно или косвенно? Иногда мне чудилось, будто погибшие облепляют меня, как мокрый брезент тонущих солдат.
