– Ах, это! Он ворвался в палату во время сеанса! Как я, по-вашему, должен работать?
– Замечательный пример детям – кидаться посудой! Теперь к ним бригаду психологов посылать?
– Не надо! Они все равно не станут работать с психологами. Они на слова-то реагируют через раз!
– Вот именно! – Директор сама вскочила со своего места, настолько резко, что стоящий перед ней стол чуть было не опрокинулся. Тяжелый директорский стол, предположительно, сделанный из дуба, обтянутый кожей и обитый бронзой. – Свободны! Вон из моего кабинета! И чтобы через час у меня была объяснительная!
– Я Вам сейчас на словах все объясню! – С угрозой в голосе возопил воспитатель. Анатолия трясло.
– Вон! И еще один залет – и Вы уволены!
– Да это будет счастливейший день в моей жизни! – Выпалил воспитатель, хлопая дверью.
. . .
Это был провал. Анатолий чувствовал себя морально уничтоженным. Уже третий день он не понимал, с какой стороны подойти к новой группе. Он им читал сказки своего сочинения, он возился с ними, подолгу разговаривая, сразу со всеми и с каждым по отдельности. Если более старшие ребята после нудных лекций и увещевания все же нехотя, из-под палки, словно делая одолжение, начинали медленно и неуклюже возиться, то малолетние негодяи просто игнорировали его слова.
Новая группа игнорировала и ругань, и ласку, и приказы, и уговоры. Страшнее всего было видеть, как один из мальчишек с недоумением смотрел на воспитателя, когда тот до боли ущипнул его за плечо. Хотя, стоит ли обманывать себя? Гегам даже на недоуменный взгляд не сподобился бы. Он же не фокусировал взгляд, просто в тот момент Анатолий оказался в его поле зрения, и уже сам мужчина придумал эмоцию в этом безвольном взгляде.
Восьмерки? Какие же это восьмерки? Восьмерки должны выполнять простейшие команды, если их убедить им следовать. Это ведь даже не девятки! Это полнейшие десятки. Полнейшие. У них настолько не сформирован чувственный опыт, что они не способны распознать ни голод, ни боль. Возможно эти дети просто не способны понять речь воспитателя. Они слышат издаваемые им звуки, но не способные сопоставить эти звуки с осмысленной речью. И почему же так получается? В квази же они общались. Разве это возможно, чтобы речевые области мозга справлялись с квази-общением, но пасовали перед речью в протомире? Нет, так быть не должно. Возможно, и это пока гипотеза, мозг у ребят развит полноценно, но он просто не научен работать с сенсорикой. Что это значит? Надо больше раздражителей. Больше речи, больше коммуникации.
