Через пятнадцать минут наша компания стояла у двери маленького семейного отеля, находившего под горой. Испуганный хозяин принимать гостей не торопился, долго рассматривая нас через заливаемое дождем окно. Мокрая, сто долларовая купюра, прилепленная к стеклу, убедила открыть дверь.
Владелец не говорил по-английски и поэтому я, в рамках своего «бытового» вьетнамского пытался объяснить, что нам надо, произнося слова и обороты, которые были более-менее применимы к данной ситуации.
– Синь тяо! Той ля линсо! (Здравствуйте! Я есть советский!) – начал я.
Поняв, что я сын дружественного народа, вьетнамский отельер улыбнулся, обнажив ряд кривых желтых зубов.
– Дей ля банкуа той! (Это есть мой друг!) – продолжил я, показывая на промокших соотечественников, – Мыа! Мот дейм, бон дзыанг! Манг нгай, бензё! Бань ё? Мот чам до тот? (Дождь! Одна ночь, четыре кровать. Сейчас принести. Сколько? Сто долларов хорошо?).
Уж, не знаю, все ли из моего спича понял хозяин, но после небольшой паузы он произнес:
– Линсо ля тот! Мот ча доль ля тот!
– Понял! Я «ля» все время пропускаю, – почти крикнул я.
Все, включая вьетнамского хозяина, непонимающе смотрели на меня.
– Что он сказал? Я только «линсо» понял, – произнес Ерик, который принципиально не брался учить вьетнамский.
– «Советский хорошо! Сто долларов хорошо!». Вот что он сказал!
Хозяин куда-то ушел, а вместо него прибежали два сопливых пацана, которые с интересом стали рассматривать нас.
– Что вы ему сказали? – поинтересовался иеромонах.
– Я сказал, что мы русские, точнее сказать советские, что на улице дождь и нам нужно четыре кровати на ночь за сто долларов.
– Скажите мне, а без вот этих азиатских витиеватостей нельзя? Зачем нам представляться? Зачем объяснять, что на улице дождь? Он что и так не видит? Бери деньги, давай номер! Всё! – произнес раздраженный коммерсант.
– Во-первых, в Азии главное уважение. Ни одна сделка не проходит без прелюдии. Если ты, что-либо ускоряешь, значит, проявляешь неуважение. Здесь церемониальность во всём и со всеми, невзирая на ранги. Ну, а во-вторых, во Вьетнаме так же, как и везде есть наркоманы, преступники, маньяки, а у хозяина семья, маленькие дети. От того что мы представились с нас не убудет, а вьетнамцу спокойнее. Пароль «той ля линсо!», то есть «я есть советский», открывает многие двери, потому что взрослое население еще помнит, кто помогал, а кто напалмом жег!
Через пять минут, нам выделили два скромно обставленных номера, на втором этаже со свежим постельным и плесенью на стенах.
