23. Это у меня с другими общее. Относящееся же ко мне лично состоит в том, что он часто вспоминал обо мне, когда я отсутствовал, и предпочитал принимать священные таинства только от меня. А когда до Виенны дошел слух о том, что я еду туда с целью пригласить его в Италию, как он радовался, поздравляя себя с тем, что я поступаю по его желаниям! Задержка с моим приездом показалась ему слишком долгой. О, если бы никакой вестник не предвещал о его прибытии!
24. Я уже обещал ехать префекту и другим должностным лицам, полагая, что хотя я по скромности и не хотел бы вмешиваться в посторонние дела, однако не могу не думать о спокойствии Италии и не помочь ей в трудных обстоятельствах. Это было уже решено, как вдруг на следующий день пришло письмо о подготовке квартир, прибыли царские украшения и другие вещи, свидетельствующие о находящемся в пути императоре. По этой причине мое посольство было отменено теми же, кто его требовал.
25. Я винил себя в том, что ты надеялся на мое присутствие, а я не оправдал твоей надежды. О, если бы я испытывал вину перед тобой живым! Я сказал бы тогда в свое оправдание, что ничего не слышал о твоих бедах, что не получал никаких твоих писем, что не смог бы встретить тебя на своих лошадях, даже если бы выступил в путь. Итак, пока я, не беспокоясь о прощении, медлю с отъездом, я получаю письмо, где читаю о твоем приезде. Письмо содержит предписание выехать навстречу немедленно, так как ты хотел иметь меня своим заступником перед твоим придворным[25]. Разве я колебался? Разве я медлил? Я спешил тем сильнее, что причиной моего путешествия был не собор галльских епископов, от которого из-за постоянных разногласий с ними я часто отказывался, хотя и считал, что он пригодится для твоего крещения.
26. В самый момент отъезда я мог видеть признаки свершившегося, но из-за спешки ничего не заметил. Я уже преодолевал Альпийские горы, когда получил горькую для меня и для всех весть об ужасной смерти императора. Я возвратился назад, омыв свой путь слезами. По всеобщему желанию я выехал, под всеобщий плач вернулся, ибо все думали, что они лишились не императора, а своего спасения. Сам же я терзался невыразимой печалью, потому что великий император был моим вожделенным залогом и перед смертью страстно желал меня видеть. Узнал я, каким волнением горел он в те два дня, когда, будучи еще жив, послал ко мне письмо. Вечером послан был гонец, а на третий день поутру он спрашивал, не вернулся ли гонец и не приехал ли я: он думал, что мой приезд будет для него спасением.
