Поначалу Роман Аркадьевич думал, что они переживут такую перемену, как и раньше, за долгими партиями в карты. Но в его сыне что-то надломилось. Каждый семисменок он собирал свой вещмешок и уходил на вылазки по этажам. По возвращении, отговариваясь лишь общими фразами, он не говорил отцу, что видел в своих походах. Только угрюмо заваливался спать, пряча взгляд. Еще чаще, чем самосбором, их ячейку начало накрывать тоской и отчаянием.
На утро одной из смен, Роман Аркадьевич решил, что должен своими глазами увидеть то, что видит Гриша. Он остановил сына, собирающегося вновь молча уйти на вылазку.
– Гришка, чего ты все время один, да один? – старческий голос, полный тоски, прозвучал глухо. – Давай-ка я с тобой в этот раз. Мало ли чего.
Однако тот лишь отмахнулся, продолжая складывать в мешок нехитрый скарб.
– Кто ж его знает, что там, за дверью, в этих коридорах. Вдвоем то сподручнее будет! Можно с тобой?
Гриша тяжело вздохнул и раздраженно посмотрел на отца. Немного помедлив, он нехотя кивнул и взялся за вентиль. В коридоре он быстрым шагом направился к лестницам, и начал спускаться вниз. Старик оглянулся напоследок и шагнул во мрак за своим сыном…
Роман Аркадьевич резко проснулся. Он вскочил с кушетки и испуганно огляделся. Гриша сидел в своем углу, косясь на него угрюмо и с явным недовольством. Ничего, что произошло с момента, как они начали спускаться по бетонным ступеням, не осталось в памяти. Лишь ноги гудели, словно от долгой ходьбы. Старик хотел подойти к сыну, растрясти его, спросить, почему же все так, что с ним случилось, но что-то остановило его от расспросов. Приглядевшись, Роман Аркадьевич с ужасом понял – левое Гришино ухо и правое поменялись местами.
В следующий поход Гриша отправился один. Спустя семисменок он вернулся домой, держа за руку маленькую девочку с большим белым бантом голове. Ее личико было обезображено жуткой мутацией – глазницы полностью заросли кожей. Гриша виновато вытащил левую руку из кармана. На ней не хватало кисти.
Отныне, после каждого похода Гриши, жилячейка все больше заполнялась детьми. Веселая гурьба ластилась к Роману Аркадьевичу, ласково прозвав его плазмодедушкой. В его жизнь вновь вернулась радость в виде названных внуков, о которых он всегда мечтал. По вечерам, старик рассказывал им истории о былых временах, а они, в ответ, учили его игре в пятимерные шахматы. Гриша вовсе перестал говорить, но упрямо продолжал свои походы по коридорам. С исчезновением стоп ему стало гораздо тяжелее.
