Талгат задумался, закурил, было видно, что он волновался:
Дядя Леша Солдат, так его все звали в округе. Появился он летом того же года. Я помню голодно тогда было, нас ведь четверо, мал мала меньше. Мамка нанималась белье стирать, руки себе в кровь сшаркивала, а все равно не хватало. Мы постоянно есть просили. Я старший, мне четыре года было. Соседка уговаривала мамку, чтоб она нас в детский дом сдала, а мамка все время плакала. Потом пришел дядя Леша, огромный, в военной форме, весь в орденах и с целым мешком продуктов: хлеб, колбаса, тушенка, конфеты. У меня, Саша, вкус этих конфет до сих пор во рту стоит. Они с матерью долго о чем-то разговаривали, ушел он уже по темну. Появился через месяц, матери деньги принес. Оказывается, он на работу устроился, туда же, где отец работал, молотобойцем в кузницу, а по вечерам еще вагоны грузил. Мать деньги брать не хотела, так он на нее накричал, что мол дети у тебя, их одевать и обувать надо.
Глаза у Талгата заблестели, и он подошел к окну, как будто что-то высматривая. Никто не должен видеть слезы мужчины.
– В общем, Саша, прожил он у нас в Ташкенте пятнадцать лет, и нас всех четверых на ноги поставил, и дом построил, сначала стройматериалы выбил в райисполкоме, потом собрал фронтовиков, и за месяц, по выходным да по вечерам, дело сделали.
– Что-то я не пойму, Талгат, – прервал рассказ внимательно слушавший Гончарук, – он вам родственник был, или…
– Никаких или, Саша! Моя мать восточная женщина. Однажды шла мимо базарчика, и ее там сильно оскорбили, даже один в нее камень кинул, ну из-за того, что он к нам ходит, потом половина базарчика с поломанными ребрами и носами ходила. Лютый он был на расправу. Леху Солдата вся округа знала.
– Почему был-то, умер что ли?
– Нет уехал в шестидесятом, он и раньше уезжал почти каждое лето, куда-то в Ростов, кажется. Помню, говорил, что, у Буратины мать приболела, надо съездить крышу починить. Мы с сестрами смеялись, у Буратино же только отец был – папа Карло. Потом мы узнали, что Буратино – это солдат. Вместе с ним и моим отцом воевал.
– Слушай, ведь и правда, матери-то не было, – улыбнулся Гончарук, – только отец.
– Вот и в тот раз, попрощаться он зашел, а мамка не хотела, чтоб он уезжал и сказала ему, что он еще не старый, и если хочет, то пускай любую из её дочерей в жены берет. Каждая из них счастлива будет стать его женой.
– Вот так раз, – изумился Гончарук.
– Восток, Саша, восток, – продолжил Талгат. – Только сильно осерчал дядя Леша на эти слова, мать мою назвал глупой женщиной, а еще сказал, что не для того Шухрат его от смерти своим телом закрыл, чтобы он потом на его дочери женился. И все! Повернулся и ушел. И больше я дядю Лешу Солдата не видел, не знаю даже, жив или нет.
