– Сейчас берешь, Иван Егорович, мою машину с шофером, час тебе сроку, нет полтора, найдешь две бутылки коньяка, который ни ты, ни я в жизни не пили, поеду попробую с дедом замириться.
– А где же я найду-то? – начал было Жигалов.
– Вон у тебя армяне комбинат бытового обслуживания строят, грузины склад на элеваторе ремонтируют, в райпо езжай, в конце концов! Что я тебя учить должен? Не найдешь, пеняй на себя, все, время пошло!
Участковый собрался было уходить, но Гончарук задержал
– Ты знаешь кто у него однополчанин? Мне военком по секрету сказал, – и на ухо шепнул фамилию, от которой Жигалов проникся серьезностью положения и сразу рванул с места.
А что же старик Макарычев? Он спокойно вышел из милиции и через площадь направился на свое любимое место, в парк. Дойдя до середины площади, вдруг остановился и громко сказал:
– Жениться что ли? – и так же громко рассмеялся, впервые за долгое время. Жениться он, конечно же, не собирался, это память подкралась к нему незаметно, через солнечный день, через добрых, улыбающихся людей, через вот эти, стоящие по краю площади, красавицы ели. Точно такие же ели были в большом карпатском селе, где их полк стоял летом сорок четвертого года, находясь в резерве штаба армии, в ожидании танкоопасного направления. Если разведка докладывала, что есть опасность танковой атаки немцев, их бросали туда. Их ИПТАП девятнадцать сорок семь дрался, теряя до половины состава и пушек, потом их опять отводили в тыл, доукомплектовывали, и они ждали, потом опять выдвигались на позиции, умирали, теряли товарищей своих, жгли фашистские танки и уходили в тыл, такова судьба истребительного противотанкового артиллерийского полка армейского подчинения.
Все давалось нелегко, даже часы отдыха, они тоже выматывали. Когда тебя кинут в пекло – сейчас или через неделю, а может быть, через месяц? И куда? Может, за десять километров, а может, за сто? И успеешь ли ты там, куда кинут подготовиться, окопаться? Или же с ходу в бой, при этом неся самые большие, самые страшные потери. Вот в таком ожидании они проводили время, находясь в украинском селе в Карпатах. Там в первый раз заряжающий Сашка Буратино и сказал эти слова, которые стали крылатыми.
– Жениться что ли? – вопросительно поглядел на Бабыню.
– А что, женись, погуляем, – подхватил тот. Село было почти не тронуто войной, было в нем много солдаток и вдов, а так как это была Западная Украина, то мужья их не все, скажем так, воевали за Красную Армию. Словам Буратино никто особого значения не придал, посмеялись и забыли, но через неделю он подошел к командиру батареи капитану Кравченко:
