Жигалов и Балатон. Последний удар «пантеры» | страница 28
– Что ж, война, потери неизбежны, – уже робко возразил Фисенко.
– А ты сам-то, подполковник, давно на передовой был? – возмутился его словам Ермолаев. – В общем, так! Бабыню освободить из-под ареста немедленно, иначе ты у меня пойдешь на передовую, танки противника уничтожать, вон у тебя пистолет есть, командиром штрафного батальона пойдешь, а? Фисенко? Ты же знаешь у меня с командующим хорошие отношения.
– Я на том участке фронта, куда меня поставила партия, – побледневший подполковник слова эти из себя с трудом выдавил, – а на передовой я побываю в ближайшее время.
Выйдя из кабинета, полковник Ермолаев обнаружил Леху Макара, который с улыбкой до ушей вытанцовывал какие-то движения.
– А ты чего здесь, ну-ка бегом на батарею! – и когда боец растворился, – распустились совсем, подслушал же шельмец, через полчаса вся батарея знать будет. Да ладно, своих в обиду не даем.
Начальник милиции Гончарук продолжал:
– Вот вы сидите в парке, а на вас дети смотрят, – вдруг он понял, что старик его не слышит, нет, не то чтобы не слушает, просто не слышит. Он вроде бы и смотрит на него, на Гончарука, но глаза направлены куда-то внутрь себя. Подполковник вдруг увидел, что и на старика он вовсе не тянет. Шестьдесят девять лет, а морщин особенно не видно, лицо как из камня вытесано, а самое интересное, никаких эмоций абсолютно. Гончарук применил свой излюбленный приемчик возврата внимания собеседника на себя, встал и начал расхаживать по кабинету. Теперь собеседнику волей-неволей нужно было крутить головой за говорящим, но старик переиграл его, опустив голову.
– Какой пример вы подаете молодежи? – сетовал подполковник, слегка задетый поведением Макарычева.
«Как же все-таки он похож на Фисенко, – думал Макарычев, – сапоги вон огнем горят. И опять мысли помчались в прошлое. Комбат Еремин, бывало, устраивая разнос на батарее, так, для виду, конечно, мужик он был незлобливый, всегда заканчивал фразой:
– И смотрите у меня, материальная часть, – он имел в виду пушки, – чтоб сверкала, как у… подполковника Фисенко сапоги.
Комбат Еремин погиб при форсировании Днепра, там половина полка осталась. Фисенко тоже погиб, правда, как-то по-дурацки. После разговора с полковником Ермолаевым он нет-нет, да и выезжал на передовую. Вот и в этот раз приехал, поскольку тишина стояла уже неделю, немцев выбили, плацдарм расширили до уверенности. Полк готовился к эвакуации в тыл для пополнения личного состава и материальной части. Фисенко шел по полю. Солнышко, тишина… И вдруг ему под ноги шальной снаряд крупного калибра, разорвало на мелкие кусочки. Потом нашли разорванную фуражку, портупею и остатки от сапог с ногами. Это и похоронили.