Ое даже не жаль Иранну… Она не сказала о ней ни слова. Амина не могла понять, что послужило истинной причиной такого поступка Иранны. Амина не верила, что это лишь разбитые чаяния из-за Арвиума… Она вообще не верила, что принцесса способна была окунуться в связь с ним. Амина охотнее готова была поверить, что Иранна не выдержала крушения своего огромного самомнения, масштабность которого не признавала, не вынося обращать на себя собственное внимание. Первая же трудность, с которой она столкнулась, выбила Иранну из колеи. За ее бахвальством и внешней непримиримостью скрывалась натура болезненно самолюбивая и неуверенная в собственной притягательности для других. Правда, как ослепительный солнечный свет, разрезала ей глаза и пошатнула мир, который она годами выстраивала. Амина поняла, что шла противоположным путем и при этом в другом направлении – от дряблой безропотности к четкому протесту.
Амина осторожно выдохнула еще раз и уверенным шагом покинула дворец. Пересекла помпезную лестницу, восходящую к небу в несколько этапов. Отыскала Этану, уморительно сморщившего лоб при виде нее и нежно, но настойчиво потянула его за руку с удлиненными пальцами. В сумерках, наброшенных на пальмы и белый песок под ногами, она бежала впереди, а он видел ее перехваченную материей талию и раздробленные жемчужины в развившихся волосах, хлещущих Амину по спине.
Выгнав всех прислужниц, Оя долго сидела, ссутулившись и обхватив ладонями собственные плечи. Со стороны она видела себя слабеющей тщедушной женщиной, которая в переломный момент, вместо того, чтобы подпитываться яростью и идти вперед по накатанной, вот-вот готова сломаться, вспороть самой себе брюхо одним фальшивым выбросом. Ее не страшила старость, потому что она знала, что преуспела в жизни не благодаря своей наружности. Удивительно, что и Амина с ее отточенным церемониалом черт пошла тем же путем. Видно, много было и с ее стороны проходных фраз, накрепко отпечатавшихся в формирующейся душе девочки. Оя не хотела причинять боль никому из своих детей, но как же быть им всем, если каждый пойдет, куда хочет сам? Удивительное их содружество напоролось на какие-то социальные договоренности, которые дробили его, не позволяя оставить все как прежде – в счастье и гармонии.
Оя вспомнила ту девочку, дочь единственной наложницы Сина. Само появление и матери и ребенка Оя переживала болезненно, не зная, что возобладало тогда в ее душе – ужас, ревность, зависть или ярость. С истекающим обидой сердцем она поставила свой знак на прошении Сина взять себе наложницу. Испугавшись за и без того шаткое положение Галлы, она приказала опоить девочку отваром. Когда Син вернулся из похода, ребенок был мертв, а его мать выдали замуж за высокопоставленного вельможу. Неизвестно, что тогда говорила Оя мужу в закрытых покоях, но Син больше не взглянул на свою бывшую наложницу и не завел ни одной новой. Оя похолодела – вдруг именно теперь пришла расплата? Видят боги, то решение далось ей тяжело и было отравлено той незаживающей обидой за Ташку.
