– Это их дело.
– Как ты мне противна, – прохрипел он ей в ухо.
Неожиданно он схватил запястье Амины и, рванув, прижал ее к стене, нежно сдавив шею. Амина почувствовала предательски распухающее тепло ниже живота. Она через большое усилие воли вырвалась из этого склизкого цепляния исконных позывов. Арвиум нехотя ослабил пальцы.
– Как ты смеешь! – заорала она, отдышавшись и пригладив волосы с едва различимым рыжеватым отсветом. – Я жрица, а ты просто воин!
– В Сиппаре жрицы служат для услады мужчин, не более, – недобро смеясь, отозвался Арвиум. – Но ты слишком зажата для подобных практик. Спи спокойно, моя радость. Я отправляюсь на границу с Сиппаром.
Амина, казалось, не была удовлетворена.
– Почему ты убиваешь людей? Потому что тебе сказали, что так можно? И эта уверенность, как и уверенность в заповедях, усмиряет твою совесть?
– А почему мы животных убиваем? Ради еды.
– Но ведь ты не ешь убитых тобой.
– Так всегда было…
Амина сжала рот.
– Очень слабое объяснение.
– А вопросы твои глупы. Я защищаю Умму и приумножаю ее богатства. Я никого не убиваю намеренно.
Амина взялась за плечи.
– Ты просто пресыщенная девчонка, которая может только разглагольствовать, – с безразличием, свалившимся на смену ярости, довершил Арвиум этот поединок, ощущая благодушие победителя.
– Чужие недостатки часто являются нашими собственными… Заложники времени и чужих ожиданий – вот кто мы. А почти все знание о природе вещей для нас – дымка. Только не все имеют смелость осознать это.
Закатив глаза, Арвиум удалился.
Его провожали с почестями, а Арвиум с вызовом и неодобрением смотрел на стареющего Сина, все более фанатично цепляющегося за трон по мере одряхления. Прежде Син являл собой столп, искрящийся силой и здоровой непререкаемостью, настолько изящной, что никого она не затрагивала, и Сину прощались даже весьма жесткие поступки. Никто прежде не ставил под сомнение правление столь харизматичного лидера, отпечатанного на барельефах вместе с семьей и даже воспитанниками, что сближало его с народом. Казалось, их с Оей любовь безгранична и освещает даже самые отдаленные уголки Уммы.
О неповиновении Сину Арвиум не позволял себе даже задуматься. Но он был раздражен поведением Амины и, как в периоды усталости, воспринимал происходящее с более сумрачной стороны, посчитав, что в этот момент его все ненавидят, что побудило ненавидеть всех в ответ. Оя перехватила взгляд воспитанника, поджала губы, но промолчала. Благодаря скопищу Амины, Арвиума, Галлы и сперва нежеланной Иранны она обрела, как ей казалось, большой дом, наличие которого в Сиппаре было чревато полной потерей прав распоряжаться даже собственным наследством и обязанностью беспрекословно терпеть любые вывихи отца, мужа или даже сына.
