— И ничего тебе не сказала?
— Ничего. Выдохнула так шумно: «Фу-ух...» — и назад зашаркала. Слышу — обратно в кухню спустилась, снова стул придвигает.
— А ты все время так у двери и стояла?
Миссис Эшкрофт кивнула.
— Постояла немного и пошла, а прохожий какой-то спрашивает: «Не знаете разве, что тут никто не живет? » — «Нет, не знаю, говорю, мне этот адрес дали — ошиблись, наверно». Доплелась я до дому и сразу в постель: совсем без сил была. А жара невыносимая, сон гонит: вздремну малость — встану, из угла в угол похожу и снова прилягу. Так до рассвета и промаялась. А как стало светать, пошла я в кухню чайник ставить и ногу себе зашибла, над самой лодыжкой. На старый вертел налетела: его миссис Эллис, когда последний раз убиралась, забыла на место в угол поставить. А потом... Потом стала дожидаться, когда хозяева приедут.
— В пустом-то доме? — с ужасом в голосе перебила миссис Фетли. — Мало тебе одного пустого дома было!
— Да ведь и миссис Эллис, и Софи каждый день забегали. Мы втроем опять в доме чистоту навели, все вылизали. Уж чего-чего, а по хозяйству дела всегда найдутся. Так вот всю осень и зиму я в Лондоне и прожила.
— Неужели беду на себя не накликала? И ничего не случилось?
— Ничего, — улыбнулась миссис Эшкрофт. — Тогда еще ничего. А в конце ноября посылаю я Бесси десять шиллингов.
— Ты всегда была готова последнее отдать, — вставила миссис Фетли.
— И в ответ приходит письмо — ради него-то я и старалась. Узнаю, что уборка хмеля ему на пользу пошла, совсем поправился, что был он на уборке полтора месяца, а теперь снова возчиком в Смолдине работает. Так ли, сяк ли — выздоровел и ладно. Только счастья мне за десять шиллингов не прибавилось: теперь меня другое гложет. Ведь умри он, так бы моим и остался... А нынче, того и гляди, другую заведет. Как подумаю об этом, прямо места себе не нахожу. А весной еще одна напасть прибавилась: открылся у меня на ноге, как раз где ботинок кончается, чирей мерзкий и никак не заживает, хоть ты тресни. Посмотрю на него — прямо мутит, ведь я телом очень чистая. Меня лопатой на куски разруби, так мигом все срастется, затянется! Тут миссис Маршалл ко мне доктора своего подослала. Отругал он меня: мол, надо было сразу к нему идти, а то сколько месяцев я с этим проходила, да еще крашеными чулками ногу терла. И нельзя, говорит, так много работать стоя. Нарыв-то у меня прямо над веной выскочил, а она и так сильно натруженная. «Теперь, говорит, он у вас долго не рассосется. Не вдруг заболело, не вдруг пройдет. Ноге покой нужен, повыше вверх ее держите. И не давайте свищу раньше времени затягиваться. Вон ведь нога у вас какая красивая!» И мокрую повязку наложил.
