Их плиты стояли рядом в высокой траве. Прижавшись друг к другу так же, как прижимались друг к другу они. Два горячих живых человека. Два холодных мертвых камня.
– Этого не может быть, – сказала она. Ей хотелось шутить. Ей хотелось, чтобы шутил хотя бы он.
– Розыгрыш, конечно, – ответил он уверенно, – нас снимают. Знаешь, эти темы со скрытой камерой? – он с силой толкнул каменную плиту ногой, ударил, рассчитывая, что плита окажется пластиковой имитацией. Плита не сдвинулась с места. Серая, небольшая и холодная. С его именем. Она давно вросла в землю. Это было видно по траве вокруг. По тому, как спокойно пробежал по её краю муравей. Привычной тропой спешил по своим муравьиным делам. Это настоящая плита. И это настоящая надпись. О ней. О нём. О том, что случится с ними завтра, а после уже никогда не случится. Ничего и никогда не случится.
Сегодняшние незавершённые дела оказались вдруг далёкими и неважными. В одно мгновение изменилось всё. Важность некоторых встреч и планов оказалась пустой, а недостижимость других – невероятно важной.
Они присели на траву рядом со своим плитами. Она уже не чувствовала озноб. Плиты были реальностью. Грубые и достаточно старые. Это нельзя подделать. Что, в общем-то, было понятно им обоим сразу. Нельзя подделать. Надписи на могильных плитах – это не сторис в Instagram. Это прохладный шершавый камень, по которому бегут муравьи. Это выбитые в камне имена и даты. Пыль внутри срезов и крошечные сколы потемневших каменных букв говорят об их реальности не меньше, чем высокая трава у оснований плит. И муравей. Муравей, который пробежит здесь и завтра и послезавтра. Маленький долгожитель.
– Почему они вместе? Кто решил, что нужно поставить их вместе? Положить нас вместе? – она удивлённо смотрела на него. А он в её глазах видел своё отражение. Он понимал, что ничего уже не успеет. Ничего не успеет сделать, написать, сказать. Не успеет закончить все свои десятки начатых дел. Разве это можно представить? Разве можно согласиться с этим? Он думал о себе. Смотрел на нее и думал о себе. Так уж мы устроены. И мне даже немного стыдно за него…
– Никто же не знает, что мы вместе, что мы настолько вместе… – она спрашивала его. Доверчиво и просто, как она всегда задавала ему свои вопросы. А он от её мягкой и умной доверчивости терял голову. И ещё всегда терял голову, когда целовал её пальцы. Помнил их озябшую дрожь первой встречи. Помнил, как впервые взял её руки в свои грубоватые большие ладони. Как закружилась голова от прикосновения к прозрачной хрупкости её запястий. Это было совсем недавно. Недавно и давно стали вдруг для него совершенно ненужными словами. Неважными.
