«Мечты, которые привели меня к Сатане…».
***
Где-то, в воспаленном мозгу, шелестел инстинкт самооправдания. Он утешал, что злые корыстные люди, своим цинизмом и лицемерием сделали из восторженного юноши-гуманиста себе подобное чудовище, которое принялось их убивать.
«И, значит, виноваты они…».
Но теперь это было мне безразлично.
Я не хотел жить и размышлял, как бы обмануть Велиала, чтобы наложить на себя руки.
Способов было множество, но не один мне не подходил.
***
Пришел домой. Не раздеваясь, повалился на диван.
«Живу как бомж… И черт с ним!».
Убивая липкую тишину, включил приемник. Из динамиков лилась то восторженная, то осуждающая галиматья о событиях, которые происходили в центре города, и до которых мне теперь не было дела.
Оказалось, что за время моего отсутствия в Киеве, зомбаки и особо буйные гипнотики захватили городскую администрацию, теперь там живут. Выбивая двери и ломая мебель, они называли себя «воинами Нарнии», «Орками» и тому подобной сказочной нечистью. Разбредясь по огромному зданию, хулиганы принялись грабить кабинеты, столовые, киоски, и все, что попадалось под руку. Во время экспроприации были изнасилованы две особо ответственные чиновницы, защищавшие секретные документы, и дедушка-завхоз. Одна из женщин, после экзекуции сумела вырваться, закрылась в кабинете и вызвала милицию. Когда на вызов прибыло три милиционера, их насмерть растерзала пьяная толпа.
«Утрите сопли кружевными трусиками.
Это революция, детка!
Великая Сатанинская революция…».
***
Повертел ручку настройки – не было силы слушать эту грязь.
В эфирных завываниях и шорохе прорезался девичий голосок, который бодро сообщил, что вчера в Альпах сорвалась снежная лавина и накрыла большую группу туристов – сто двадцать три человека, среди которых – семеро детей. Все погибли.
***
– Сто двадцать три. Из них, семеро…
«Нужно выпить!».
Я понял – ПОЧУВСТВОВАЛ! – откуда взялись деньги, которые принес Велиал.
Открыл холодильник. Там водки не оказалось.
«Сойду с ума…».
Нужно было переться в магазин. От одной мысли о том, что нужно сейчас одеваться, обуваться, выходить на улицу, становилось тошно. Но другого выхода не было.
«Разве что умереть. Но я даже из окна выпрыгнуть не могу, с первого этажа…».
Превозмогая тошноту, поплелся в ближайший магазин.
По дороге размышлял, как поступить, чтобы избавиться от щемившего во мне ужаса и боли. Решение было одно, и я уцепился за него, как за соломинку.
Я, ВСЕ-ТАКИ, решил себя убить.
