Не хотел об этом думать – дело прошлое. Вынул фонарик, огляделся, заметил на соломе рыхлый комочек – вымпел от пионерского горна. Подобрал и его. Пусть останется память о несбывшемся, которое не сбудется никогда.
Домой приплёлся совсем разбитый. Зато вечерняя прохлада развеяла надуманные страхи. Пьеро опять заканючил, разбередил сердце и моя невозможность казалась не такой уж невозможностью. Мама говорила: если нравиться мне Аня, то нужно подождать. А пока мы можем встречаться тайно, или не встречаться, лишь созваниваться. Бедная девочка, она тоже страдает! И любит меня – не зря Пьеро покоя не даёт.
Остановился возле дома, поднял глаза на Луну, которая окончательно избавилась от облачной пелены. Трижды перекрестился на силуэты Каина и Авеля.
– Господи, сбереги и защити рабу Твою Анну от наговора, зла и зависти…
«А ей же Физичка завидует, – подсказал Пьеро, – и ревнует».
Завидует и ревнует, – согласился я. Вряд ли бы Физичка так взбеленилась, если б я Сашку домой проводил. Выходит, есть способ её утихомирить, чтобы болтала поменьше – нужно с нею «закрутить роман». Пересилить себя и «закрутить». Даже переспать разок, превозмогая брезгливость. Ради Ани.
Глава пятая
28 – 29 октября 1989. Городок
Утром разлепил глаза – вспомнил вчерашнее и умер. Взаправдашним покойникам хорошо, им не нужно тащиться на работу. А мне придётся.
Вчера директор после банкета предупредил, что в субботу едет в областной центр на совещание, а потому собирает педколлектив на одиннадцать в школе. Учителя недовольно зашептались: кому охота в субботу выходить. Мне же тогда было всё равно. Я гордился приглашением на конференцию и опасался вечера. Как оказалось, не зря опасался. И теперь нужно идти пред Физичкины злорадные бельма, юлить, объясняться.
Сунул голову под подушку, отгородился от несправедливого мира. Вчерашние страхи нахлынули пуще прежнего: Физичка обязательно расскажет о нашей встрече в тёмном переулке, не задобрить её ничем. К тому же в дневном свете задуманный вчера отвлекающий «роман» представился не выходом, а извращением. Похуже моей перверсии из «Медицинской энциклопедии». Теперь любые отношения с Еленой Петровной, кроме вынужденно деловых, казались бредом.
Окончательно убитый такой догадкой, поднялся. Кое-как протёр глаза, натянул пропитанные вчерашним страхом манатки и побрёл в школу, к позорному столбу.
Директора не было. Зашёл в учительскую, присел в углу. Галдёж смолк, все уставились на меня: кто с интересом, кто с плохо скрытой неприязнью. Лишь трудовик подмигнул.
