Осмотрелся, взгромоздил на плечо набитую книгами сумку, побрёл к дому. Под конец «перестройки» общественный транспорт в райцентре исчез, а кооперативный таксомотор, сиротливо жавшийся к обочине, был не по карману.
Стало уже неизменным ритуалом, когда в последние дни сессии на сэкономленные деньги я покупал книги, едва оставлял на автобусный билет. О! какие это были дни! С методичностью следопыта я обходил известные книжные магазины, не брезгуя отделами в универмагах и букинистическими развалами с особо пряным запахом. Как на невольничьих базарах я искал усладу: осматривал, трогал, листал, откладывал, пересчитывая помятые рубли.
Я нетерпеливо дрожал от предвкушения избирательного обладания наложницами в уютных стенах кельи, где производил сакральную оргию по давно заведенному ритуалу. Сначала раскладывал книги по свободному пространству комнаты. Затем поочерёдно раскрывал, обнюхивал слипшиеся девственные страницы, властно инициировал личным штампом, учитывал в особом журнале и приобщал к гарему на полках.
В зависимости от количества приобретенных невольниц, оргии продолжались до рассвета, заменяли еду и сон, и призрачных, не реальных, словно существующих на других планетах, представительниц женского племени, отношения с которыми приносили лишь проблемы и неудовлетворённый зуд внизу живота, в отличие от безотказных бумажных утешительниц, дарующих радость.
В сладких мечтах о ночи библиофильской любви я брёл домой, хлюпая по сокрытых теменью колдобинах, каждые сто метров перевешивая с плеча на плечо неподъемную сумку.
Единственным, что отравляло подступавшую сладость, была неясность жизни реальной, о которой напоминал Гном, не давая окончательно переместиться в мир грёз: со старой школы меня выперли, с новой ещё ничего не ясно. Хорошо, дядька обещал помочь.
Добрался до родных пенатов около девяти. По нынешним временам и погоде – мёртвое время в Городке.
Разговор с мамой окончательно опустил на землю. После короткого обмена новостями, мама принялась сетовать на мою бестолковость, приведшую к потере работы. Затем подробно рассказала о визите Химички и предположила, что меня могут отдать под суд. Но даже если не посадят, то обратно в школу не возьмут.
От маминых укоров хотелось провалиться со второго этажа в подвал, к голодным ноябрьским мышам. Разве думал я тогда, своевольничая и потешаясь над блаженным Осычкой, что раню этим самое родное сердце.
Предусмотрительно перевёл разговор на успешно сданные экзамены, на гордость семьи – Бориса Антоновича, умолчав, разумеется, о совместном приключении. Пообещал больше не глупить и завтра же пойти в районный отдел образования. Желая подсластить грустный вечер, намекнул о знакомстве с хорошей девушкой из нашего Городка, которая учиться в Киевском университете. Сюрприз не удался: оказалось, что мама о том знает, даже имя назвала. Вот такой секрет Полишинеля.
