Говорил мне отец Гавриил: кто идёт по пути порока, тот непременно, упадёт в бездну погибели. Знаю, нет мне прощения, и не будет никогда. Гореть мне, нехристи поганой, в геенне огненной!
Верно решил я тогда отказаться от стези священнослужителя. Хорош был бы батюшка, который заглядывается на прихожанок и прелюбодействует с ними в сердце своём.
Нисходящая зима 1990. Городок – соседний райцентр
История моего поступления в духовную семинарию и сейчас остаётся тайной для многих. Особого секрета из того не делал, но и не распространялся.
Знали в Клубе Одиноких сердец, где надоумили; знал дед, мать догадывалась, Юрка просёк (насмехался, гад). Ну и, само собой, знал настоятель храма в соседнем райцентре – отец Гавриил.
Случилась эта история за полтора года до встречи с Майей.
В том январе девяностого, после разрыва с Аней, а затем «библиотечного романа» с её мамой, когда маски были сорваны и моя ущербная личина предстала в неприглядном свете всевозможных девиаций, искал я выход из замкнутого круга.
Спасаясь от тоски и отчаянья, сначала подумывал восстановиться в институте, пойти на стационар, чтобы убежать от воспоминаний. Однако чувствовал: переезд в Киев проблему не решит, как и оккультные доктрины госпожи Блаватской, щедро питавшие мой тогдашний ум.
Бессонными ночами доходило до размышлений о Киево-Печерском монастыре, его уютных пещерах. Удерживала лишь невозможность отречься от самых-самых разных книг, многие из которых не рекомендованы для прочтения спасающимся инокам.
Так и блуждал я лабиринтами сумрачного сознания, пока в конце января девяностого не вошёл в члены Клуба Одиноких сердец, созданного, как водиться, сержантом Пеппером в соседнем райцентре.
После презентации в Клубе рукописного сборника стихов, ко мне подошла Таиса – дочь настоятеля местного храма священника Гавриила. Сопереживая печали разочарованного Пьеро, из которой произросли такие грустные рифмы, девушка посоветовала сходить на беседу к отцу. По словам Таисы, пообщавшись с ним, многие юноши из окрестных мест избирали путь священнослужения, поступали в духовную семинарию.
Я отмахнулся. Какой из меня священник после убийства Аниной любви, после безобразных отношений с Алевтиной Фёдоровной? Мой путь – во мглу, в уныние. И нет спасения заблудшей душе!
– Уныние – тяжкий грех, – растолковывал отец Гавриил, когда я, после недельных раздумий, во Вселенскую мясопустную субботу, все же пришёл в дом священника. – Уныние колеблет доверие к Богу, заставляет забыть, что на всё Его воля.
