– А если не успею?
– Тогда точно призраком станешь.
– И как мне найти того, кто хотел меня убить?
– Скажу, если ты мне поможешь.
– Я? Помогу?
– Видишь ленты на ветвях? Их оставляют незамужние девушки в надежде привязать любимого. А я совсем не знаток в приворотах. Убери их, они мне расти мешают.
Пальцы не слушались, узлы потрёпанных атласных ленточек были завязаны намертво. Тут бы тонкий нож для фруктов, а не призрачные руки… Первая ленточка поддалась неохотно и до последнего цеплялась ниткой за кору. Вторая, третья… Всего их было больше тридцати. Когда Василиса распутывала последнюю ленту, почерневшую за годы, уже светало.
– Новый день, новый образ, – довольно отозвался вяз. – Вот моя подсказка: ищи дом с часами, он твою судьбу и решит.
– Спасибо. А откуда вы меня знаете?
– Я много кого знаю. Сколько здесь стою, ко мне приходят люди и рассказывают о сокровенном. Помню, прабабка твоя умела вызвать грозу. Каждый раз оправдывалась, что случайно, краснела, глаза опускала. Зато какая потом радуга была – яркая, двойная… И мы оба соглашались, что не такой уж это и конфуз.
– А бабушка?
– Она грома боялась. А себя ещё больше.
– Зато у неё было самое вкусное варенье из диких яблок. Тех, что целиком…
– Бесспорно.
– Если снова стану живой, обязательно научусь вызывать дождь.
– Ловлю на слове, – кивнул верхушкой вяз, – а то лес сохнет.
Когда Василиса скрылась за горизонтом, вяз ухмыльнулся: «Лет сто ведьм не видел». Он соврал: люди с ним не разговаривали, боялись колдовского дерева. Даже девчонки, мечтающие о взаимности, быстро завязывали ленты и убегали не оглядываясь. А вот с душами умерших всё иначе. Напоследок они делились тем, о чём жалели и что не отпускало: не получилось, не сбылось или не успелось. Кто-то умолял дать ему время. Кто-то повторял раз за разом одно и то же, пока, наконец, не понимал. И тогда сквозь толстую, испещрённую глубокими трещинами кору они все уходили туда, где уже ничто не было важно.
*
У главных городских часов было два циферблата. Первые показывали точное время, а вторые, несмотря на все усилия местных мастеров, – что им вздумается. Фасад с часами выходил на городской рынок, шумный, гудящий разными языками и напоминавший, что мир не заканчивался на городе с высохшей рекой и лесом по его краю.
Люди в своём повседневном танце сменяли друг друга, обменивая монеты на специи, а комплименты – на городские сплетни. У травницы новый петух, дочь священника беременна (и точно не от святого духа), а пекарь после обеда у портнихи свалился с какой-то непонятной хворью.
