Они не пересекались друг с другом с того самого дня, что был почти месяц назад; даже издалека не виделись, насколько она была в курсе. Их взгляды встретились, и Лара почувствовала, как отчаяние затопило ее всю. Удержаться на месте было совсем не так просто, как она предполагала. Казалось, словно Дима неведомым образом зацепился руками за ее нервы и жилы и тянул ее к себе.
Всю поездку до тринадцатого этажа он продолжал смотреть на Лару со сдержанным, чуть ли не холодным выражением лица, которому она не верила: это лицо не принадлежало ему, как бы натурально он ни старался изобразить безразличие. Дима не был таким, и она это знала.
Лишить себя его присутствия, пусть молчаливого и неощутимого тактильно, все равно оказалось тяжело. Лара в самый последний момент покинула лифт на своем этаже, заставив себя отвести взгляд и сделать шаг вперед.
Все проходит, и это — пройдет.
Каждый будний день Дима, оставив машину на подземной парковке, заходил в лифт бизнес-центра, мучаясь надеждой, наконец, увидеть Лару вновь. Совершенно по-детски, будто ему снова тринадцать, он стал приезжать в офис раньше прежнего — ближе к тому времени, когда она имела привычку появляться на работе. От этажа к этажу он сканировал столпотворения людей у площадки лифтов, всегда с особенным волнением — на первом, где была проходная, желая неожиданно зацепиться взглядом за знакомые черты.
За бесконечные четыре недели разлуки ему ни разу не повезло. Умирающая от июльской жары Москва, душная и еще более многолюдная, чем обычно, мало подходила на роль города-мечты из голливудской мелодрамы. Да и шансов на случайное столкновение в огромном здании высотой в семьдесят этажей было крайне мало; тем более что свой «романтический момент в лифте» они уже потратили месяцы назад.
В чудо незапланированной встречи Дима не верил, но побороть внутренние порывы надежды не мог. Вопреки здравому смыслу изо дня в день он внутренне замирал, доезжая до первого этажа, и только пальцы не скрещивал во исполнение. Идиот.
О своей поспешности, о не к месту сказанном признании, о том, что не сумел Лару убедить, он пожалел много раз. Неделями после той самой ночи он, возвращаясь с работы, вновь и вновь просиживал часы в прострации, прокручивал в голове все, что мог и должен был ответить на любое сомнение, анализировал их с Ларой разговор, но попытки понять ее отказ или хотя бы признать его терпели крах.
Дима приходил в себя уже у входной двери с ключами от машины в руках и… запрещал себе пересекать порог. Он застывал на месте, не в силах пошевелиться. Сжимая кулаки и стискивая зубы, в отчаянии впечатавшись лбом в металлическую дверь: его тянуло к Ларе как к никому и никогда.
