Бармен взял монету, и, поднеся к лицу, с полминуты разглядывал. Затем изрек следующее:
— Варварское… золото? Или бронза… я, вообще в металлах не очень. Это, конечно, не мое дело… но ты ведь не местный, я прав? Эта монета странная. Да и говоришь ты не по-нашему… точнее, эта штука за тебя говорит… переводит.
И протянул руку к цепочке с висевшим на ней ЛНМом.
Резким движением своей ладони я отвел эту руку, закрывая творение родного НИИИНиПТа. Посмотрел на бармена с вызовом — возвышаясь над ним не меньше, чем на полголовы.
— Вы правы, — были мои слова, — это не ваше дело. Так хватит того, что я предложил или нет?
— Ну… — бармен замешкался, — обычно бартерные сделки я… в общем, не ко мне за этим надо. Но для вас могу сделать исключение.
Ответ меня не удивил, а причина была понятнее фраз из букваря, типа «мама мыла раму». Не иначе, здоровенная монета по ценности перекрывала стоимость выпивки многократно. А коль так, то, каких бы правил ни придерживался этот хмырь, но жажда легкой наживы все перевешивала.
Понимал, не дурак, что если на принцип пойдет, только и добьется, что я уйду, заберу соблазнительно поблескивавшую монету с собой. И, вероятней всего, она достанется кому-то менее щепетильному.
Поэтому, не говоря больше ни слова, бармен выложил на стойку поднос, поставил на него четыре кружки. И по очереди наполнил их какой-то мутной пенящейся зеленоватой бурдой.
С этим подносом (тяжеловатым, но лично мне вполне по плечу) я и подошел к столику, занятому тремя посетителями.
— Приветствую! — молвил, осторожно опуская поднос на стол. — Я угощаю.
— О, это ты вовремя, парниша! — воскликнул один, сразу потянув покрытую огрубевшей кожей руку за кружкой. — А то у меня в кошельке уже муха летает.
А я не преминул обратить внимание на эту интересную идиому. «Муха летает» — то есть, простор, уйма свободного места?..
— В твоем кошельке есть, где летать? — хмыкнул его собутыльник, шутливо толкая локтем. — Какой он большой, однако! Что… думал, если побольше возьмешь, деньжат в нем появится много?
А третий из честной компании позволил себе проявить чуток любопытства.
— Слышал я, тебя Зус в чужаки записал, — начал он, ухмыляясь, как, наверное, сам считал, с превосходством, но выражение вышло глуповатым, — да и сам вижу… через эту штуку говоришь… у тебя на шее. Что это, кстати?
— Новейшая разработка, — с гордостью отвечал я, — секретная.
— Не, я не против, — собутыльник махнул рукой, — особенно когда такой замечательный человек проставляется.
