Театр трагедий. Три пьесы | страница 116




* * *


Около часа мы говорили; о жизни и, конечно же, о смерти.

Другой бы на моем месте, обескуражил,

заворожил бы деву в тот же час,

Разнообразил, окрасил весь разговор пустой.

И мы бы пылали в объятьях, словно нас жарили черти,

Кто-то произнес – я люблю – кто-нибудь из нас.

Увы, так надо, без уловок, без масок; я другой;

я был самим собой.


Занавес от внешнего мира почернел,

значит, сыграл последний аккорд закат; и

Обещание, данное мною, выполнено, и совесть ныне чиста.

Сегодня я не умер и она жива; но вдали виднелся путь.

Возвышенный ее голосом я, всё больше желал мечту спасти.

Начать с чистого листа,

Свечу горящую от яда зла раз и навсегда задуть.


Анетт прикоснулась к моей грубой высохшей руке

И я словно феникс, рожденный в золе, воскрес из собственного пепла.

Она была смиренна, мой облик ее не ужасал;

почему, почему, я не знал.

Но теперь я повел принцессу не в замок, не в пещеру, не в могилу,

а по дороге к своей мечте.

Я чувствовал ее, мы были на расстоянии меньше метра,

По Парадизу с утопией и агонией шагал.


Дамы и синьоры не прятались, а прощались,

Махали веерами, захлебывались редкостными балами.

Кланялись, не ведя бровями, заигрывали с одной из моих муз.

Когда-то живописцами мастерами изображались.

Писались целыми вечерами, не думая, о том,

что портреты вскоре зазвенят бокалами

Или затопчут в гневе ногами,

или у графа во время игры выпадет из кармана припрятанный туз.


Постепенно освободился, оковы и ключи к ним,

были те женские изящные фаланги пальцев.

Что были кусками льда, кузнечные заготовки; холодны и жарки.

На море мое сердце сразу бы склевали чайки,

ведь выбраться оно пытается на волю.

Наверное, я был похож на тех северных бесстрашных горцев.

Движения вольны, но робки, шаги не уверенны, но бойки.

Надеюсь, гробовщик не забыл снять с нас мерки,

ведь мы спастись старались, побег выпал на нашу долю.


Парадиз, что был кристально чистой тьмой,

стал позади черным камнем.

В замке мы не встретили ни души,

ни одного живого иль полумертвого существа.

И старик исчез, плохих вестей верный посол.

Держал я за руку и следовал за судьбоносным

ночным воспоминаньем.

Познав все чары и привороты ее истинного колдовства.

И вечер исчез, и на небе остались полоски красно-темных смол.


Обернувшись, с поместьем попрощался я, без слез, старался.

Ведь покой мой нарушен, словно раскопали старую могилу.

Прощай, находясь вместе, мы жили порознь.

Прощай, смирись с этим, как я смирился.

Произнеся в душе все эти изреченья,

замок видел теперь только мою спину.