Впечатление, реакции рефлексии и ежесекундные мысли сложились в раз, и Емельян перешел к немедленным действиям. Задыхаясь от увиденного, он выхватил ребенка и кинулся в сторону от площади. Он обезумел, но никто не останавливал. Ни жандармы, ни прохожие. Будто умышленно, дав бежать.
Емельян чувствовал себя вором, преступником, похожим на Брюсова, но бежавшего дальше от людей, держа в руках гиперборейца Оволса. Емельян тревожился, что его все же остановят, выхватят ребенка, придадут суду, лишат почестей, но, не останавливаясь, он продолжал бежать. Ребенок же, находясь в чужих руках, не издавал ни слово и покорно молчал. Возможно, он даже что-то понимал, но горделиво не подавал никаких сигналов страха.
Путь вора был не долгим. Он быстро спустился по ступеням вниз, где проходил водоканал, и войдя по пояс в воду, преступил к чудовищному действу, которое никто не мог предотвратить. Вор начал топить дитя. Топил, не испытывая угрызения сожаления и совести, не отводя глаз, дабы удостовериться в кончине. Это был его долг – забыть и стереть вечновозвращающееся…
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
