Емельян взял с собой того самого жандарма, который все видел на камерах, и прошел в спецкомнату видеосвязи.
– Где эта камера? Показывай. – говорил куратор.
Оператор навел курсор на то самое место, где совершен побег, но на камере отчетливо было видно, что из камеры никто не выходил. Брюсова посадили, но не отворяли.
– Продолжайте поиски, через час жду отчет. – обратился Емельян к своему заму, после спецкомнаты.
– Будет сделано. Мы найдем его.
Время прошло в несколько часов, новых деталей побега не поступало, словно его не было. Тюремная крепость встала на дыбы от негодования куратора. Полицейские бегали назад-вперед в надеждах найти сбежавшего. Подозреваемый все это время валялся под ногами на сером бетонном полу в скомканной бумажке с надписью «БРЮСОВ».
Емельян негодовал. Виновных не было, скорее всего, был разработан чательный план побега, с которым жандармерия ещё не сталкивалась. Необходимо расследование, но оно требует сил и времени. Тем не менее, поручение подано во всем разобраться, но уже без куратора. Он вернется завтра за результатами.
Перед уходом Емельян прошел в опустелый кабинет, и быстрыми движениями втирал в кожу и глазные роговицы черную эссенцию, пока та полностью не впиталась. После чего, нервно оборачиваясь назад, вышел из крепости в неизвестном направлении. Емельян пьянел.
Куратор не требовал транспорт, двигался сквозь узкие улочки, пролеты, перетекая дом за домом. На улицах шли оживленные разговоры о том, как могли допустить стройку в центре метрополии. Никогда не дозволявшая мэрия вдруг решилась на что-то. Куратор смутно понимал, о чем шла речь людей, пока не вспомнил письмо с неизвестной постройкой. Черная эссенция подстегнула любопытство, и, пройдя улицу треугольной формы округленных углов, его путь изменился в сторону центра.
Творец, возводивший монумент, явился с возвышенности юго-запада Сиона, где места ему боле не было, но нашлось здесь. Его не просили, и не давали разрешения на стройку, но замыслу никто не противился, особенно не знав о нем. Работы кипели день и ночь, последние пять суток. За ширмой вел работы архитектор, оттачивая и шлифуя камни, никого не пуская к себе.
Творец ни с кем не разговаривал, но обывателям было интересно мельком увидеть внутренние работы. Возможно, жителя ожидал предмет стоящий его внимания, возможно даже больше чем купол. Впрочем, любопытство было всего два дня, после страсти человеческие стихли, и никому дела до работ не было. Если что-то и построят, что с того? Жизнь до творения шла, будет идти прежде, ничего не меняя.
