Дело одного дня | страница 21
Шестые сутки, монумент готов. Творцу понадобилось полдня воздвигнуть его там, где подобает – центр конусообразной площади напротив мэрии. Наверное, изваянию суждено пережить не один век и не одного правителя, беря название «Вечный Монумент».
Творение предстало собой мраморную колонну возвышающеюся высоко вверх, к вершинам знойных бурь. Золотой наконечник прорезал непогоду, даруя и высвобождая небо привычных цветов, забытых жителями. Монумент представлял собой не просто колонну, но колонну с ярким золотистым ложем посредине. Оно было полузакрыто изгородью, в которой кто-то находился.
Ложе не находилось на вытянутую руку, а вышло к восходящему небу, как бедные просят милостыню и воздают небесам. И человек, видящий «Вечный Монумент» обязательно замечал двустрочие высеченное вековым металлом:
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
Монумент нес животрепещущие силы, которых не объяснить или передать, также как по слухам, разговорам или фотографиям передать страсть к жизни. Дух искусства врежется в дух человеческий, не отпустит, подчиняя нутро себе, и с новой силой растворит в своем творении, очищая любого. Человеку удостоено соприкоснуться с вечностью. Но все это четно. Житель Города скоротечен, не открыт этому, и приходит поглазеть, постоять рядом, сделать фото и уйти. Видя это, творец бежал, проклиная живущих, но оставив детище на память.
Куратор западного района постепенно пребывал к центру. Перешагивал скользкие, грязные улицы, проходил те же самые пути уподобившись Сизифу. Он шел и слышал разговоры про стройку в Городе. Скепсис брал свое, с подозрением относясь к речам, пока и сам не предстал перед «Вечным Монументом».
Строение медленно поглощало внимание Емельяна, очаровывало его и пленяло. Эмоции переливались новыми, неизвестными ныне, красками в возбужденное настроение и любопытство того, что находилось в ложе.
Невзирая на рядом стоящих людей и жандармов поодаль, Емельян проскочил толпу, начав взбираться на колонну к ложу. Взобравшись и оторвав часть изгороди, Емельян ослеп. Перед ним предстал целомудренный, не знающий ещё мира, непорочный ребенок. Как и на картине «рождение Венеры», создатель усадил в ложе ребенка-гиперборейца, с забытым в веках именем Оволс. Усадил в раковину, отделил изгородью от мира и оставил там. Выбирался специально такой ребенок, которому не требуется пища, вода и туалет, что вечно будет находиться в ложе. Это поражало. Сознание не могло переварить обжигающее плоть событие.