– Куда направляетесь, Векселеров?
Он с отдышкой отвечал:
– Туда. Пустите, он ждет меня.
Стража отошла, освобождая путь.
Пролет закончился, перед глазами предстала огромная дверь сквозь щели, которой просачивался яркий свет. Емельян постучался, но никто не открывал. В дверной щели никого не разглядеть из-за обильной яркости, обжигались роговицы. Что за прожекторы? Куратор привык к тьме, к тусклому свету.
Вдруг дверь отворилась, создавая проход. Вдали чей-то голос произнёс:
– Входи.
Голос был громок, но отдавался дружелюбием. Емельян немедля вошел.
Судорожно закрывая глаза, он не мог разглядеть, что было перед ним. Казалось, свет окутал пространство.
Голос говорил:
– Вы заметили, как из века в век идеи мельчают? Раньше и наше дело, политика, была благородным делом. Вам известно об этом?
Емельян молчал, он старался слушать человека скрывшегося за навесом света.
– Вспомните древних римлян. Политика – благородство, честь. Великие деятели подобии Цицерона, Цезаря, Августа, Аврелия или оратора Сенеки. Их было много. Почти каждый муж Рима велик. Они достигли того, что не удастся ни одному последующему поколению. Ни мне, ни Вам, ни нашим детям. Возможно уже никогда.
Глаза уже привыкли, виднелся человек, стоящий спиной в синей мантии, смотрящий в дальние просторы, но лицо разглядеть так и не удавалось.
Это и есть мэр, так он выглядит? Емельян решился произнести:
– Мэр? …
Человек в мантии не откликнулся, продолжая говорить:
– Конечно, у римлян были свои проблемы. Они ещё были дики по отношению к нам, но в то же время дики мы по отношению к ним. Сами политики участвовали в войнах, заговорах, кого-то приходилось устранять, но это настоящая политика, не такая мелкая, как сейчас – угождать и заискивать. Или вспомните греков…
Вокруг Емельяна четко виделись контуры пространства: обширный зал, посреди которого стоял стол с стопкой книг; по периметру красные колоны-атланты, удерживали потолок; за окном верхушка темных облаков уступала горящему шару – тому самому солнцу. Никто из живших не видел солнца. Получается его, видел мэр, и видит сейчас Емельян.
– Греки создали демократию. – продолжал человек в мантии. – Создали площади, на которых сходились с обсуждением войны и мира, торговли, ведения внутренней политики и обороны от варваров. Платон, Аристотель или Сократ видели свою республику, рисовали её широкими мазками, закладывая фундамент потомкам. Для их политика сродни воспеванию, высокой мудрости. Сегодня скажут вздор! И будут правы. Для нас это романтизм, эфемерное, почти неосязаемое. Но человек должен жить не материальным, он должен жить высшими качествами проявляя саморазвитие. Разве я не прав, скажите мне? Человек обязан жертвовать собой. Вот Вы, Емельян, жертвуете собой ради своего дела? Вы ведь такой же жандарм, блюститель закона…
