– Я… Да! Да, я жертвую собой – крикнул Емельян.
Емельяну казалось, что мэр не слышит его. По крайней мере, делает вид, но он здесь, он видит мэра.
Емельян хотел сделать шаг, но не мог, неизвестная сила удерживала его.
– Наше дело – великое дело. Дело достойных мужей. Предлагаю провести тонкую нить моего повествования через века, и прийти к итальянским Папам, кондотьерам и Макиавелли. С этого момента начинается упадок. Идеи мельчают, распадаются на детали. Папы ведут «благородную» политику за престол. Содомия, алчность, тщеславие или пиратство, круговорот денег вокруг Папского места. Папой может стать любой, кто заплатит звонкой монетой. Политика искажается, в нее врезается идея влияния над рядом живущими. Объявление крестовых походов, насаждение своей веры, инквизиции. В некоторых моментах истории Папской области, сами Папы – инструмент в руках кланов Медичи или Борджиа. Им не уступали кондотьеры, лозунг которых «порубить, пограбить и уйти». Они затмили Италию, устраивая преступления и своими действиями влияя на дальнейшее развитие новой политики, которую провозглашает Макиавелли. Он полностью обнажает политику своего времени. Она становится на уровень ниже. Если Папы вели политику под предлогом чего-то святого, а кондотьеры просто наемники, то Макиавелли это отбросил…
– К чему это? – силой выкрикнул Емельян.
Человек в мантии, будто не слыша, продолжал:
– Ришелье, Наполеон, Бисмарк. Трое привели мир к raison d`etre и Realpolitik. Политика мельчала на глазах. Все свелось к сдерживанию… Подмена на лицо. Политика как средство. Мы имеем огромное отличие от исходно римского.
Емельян полностью оцепененный не мог двигаться. Он хотел сделать шаг вперед, но не удавалось. Хотелось разглядеть лицо мэра, но синяя мантия скрывала его, не давая очертаний.
– Политика пришла к нам совсем мелкой, не уважающей себя, и стоящей на вооружении мелких людей. Мэрия обязана следить, наблюдать, устранять, навязывать, заискивать, вести войну за какую-то информацию, но не творить! Нет политики, нет общества, нет индивида. Есть толпа, и толпа как явность.
Емельян почувствовал, что может идти, и переступая шаг за шагом, приближался к мэру. Желание разглядеть лицо двигало им, но мэр двинулся быстро в сторону одной из комнат направо, и скрылся за дверью. Емельян отворил её, и оказался в кругообразном зале. Никого не было. Красные стены, статуи, но где мэр? Емельян осмотрелся, и заметил то самое синее одеяние в центре зала с ниспадающим на него лучом. Следов мэра не было, он исчез.
