…За неделю, что он валялся в квартире и болел, Сима успел перезнакомиться со всеми её обитателями. Кроме Феди, которого все называли «Теодор» и который уступил Симе диван на время болезни, а сам перебрался на продавленную раскладушку («Ничего, мне в Армении на службе доводилось и не в таких условиях жить!»), в квартире обитали: большая, громкая и очень весёлая Василиса, говорящая о себе в мужском роде («Ладно, я пошёл…») и требующая называть себя Васькой; симпатичная, немного замкнутая студентка местного универа Катя и узколицый и остроглазый Вадим Петрович, лет сорока пяти, бывший начальник офиса «Территории» из Читы. Пока он отлёживался на диване, они поили его бульоном и чаем, знакомились, рассказывали о себе. Васька бросила колледж в Улан-Удэ, занялась там же бизнесом «прямых продаж», как они это называли, а потом перебралась сюда, в Абалаково. Катя ушла из дома, когда поступила в универ на бухгалтерию, на очно-заочный, оплачивала учёбу сама. Вадим Петрович («Зови меня просто Петрович, ладно?») закрыл офис и уехал из Читы с понижением, в должности инструктора («Ну надо же в поле иногда возвращаться из кабинета?»). Федя «Теодор» работал в «Территории» уже пару лет, сразу после контракта («Да ну её, эту службу, там коррупция сплошная!»). Курили все на кухне, у открытого окна, там же за столом, собравшись после восьми вечера, ужинали сообща тем, что приготовили Катя с Васькой, там же пили, много и весело, травили анекдоты, делились историями из жизни, состоящей из визитов к разным клиентам. Особенно любил поговорить Петрович, жизнь которого была более богата, от службы мичманом на флоте под Владиком и двух семей, которым он платил алименты, до пройденных квартир и проданных комплектов товара в самых разных городах страны. Симу лечили по вечерам полустаканом водки с мёдом, от этого его «рубило», как говорил Петрович, минут через десять, и он уходил на временно свой диван и проваливался в сон без сновидений.
Пару раз на ужин и выпивку заходил ещё один Фёдор, которого называли «Крепыш» – лысая круглая голова на короткой бычьей шее, бугры мышц в сочетании с пивным животиком, губы улыбаются, а глаза – нет. Крепыш был начальником всем, кроме Петровича, тоже знал много разных историй, но в основном из бурной жизни в уркаганском Енисейске девяностых.
Симе нравилось здесь. Нравилось, что никто не достаёт его расспросами и выяснением прошлого, не даёт советов, как жить. Нравилась атмосфера семьи, где забота ненавязчива и где понимают его мечту. Он проговорился о ней день на второй или на третий, когда сидел на кухне за общим столом, где громоздились колбасные бутерброды между тарелками с винегретом и салатом с крабовыми палочками, и его уже «торкнуло» от водки с мёдом. Тогда он, откинувшись на спинку опасно хрустящего стула, сказал вдруг в секунду наступившей тишины: «А я хочу разбогатеть…» Теодор, опрокинувший стопку в рот и занёсший было вилку с салатом в направлении к своему смуглому лицу, вдруг отложил эту вилку, хлопнул его по плечу и сказал: «Братан! Всё зависит только от тебя! Мы все здесь этого хотим, да поможет нам Джус! И что нам может помешать, а?» Все одобрительно загудели; кто ещё не выпил, стали поднимать стопки и тянуться к Симе, чтобы дружески хлопнуть его или ткнуть кулаком в плечо, а Васька громко захохотала: «Вот мотивация, чуваки! У нашей «Сим-карты» новый тарифный план: «Разбогатей или сдохни!» И облапила своими ручищами опешившего Симу, дохнув ему в лицо алкоголем и майонезом, сжала так, что кости хрустнули.
