Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени | страница 147



В душе у них нету света.
Пред ними молчат ураганы,
и зарева что-то гасит,
под ними тверды океаны,
и звон тишины им возгласит:
о том, что они не такие,
нет-нет, совершенно другие,
и непроглядно пустые,
и несомненно простые,
О том, что все это правдиво,
о том, что жизнь быстротечна,
она несомненно красива,
и лишь потому, что конечна
А, значит, не так уж глупо
не боятся ни Бога, ни черта.
…А, значит, еще доступна
дорога иного сорта.
И пусть открываются тайны,
И пусть набираются света.
Ведь это совсем не случайно…
Хотя, может, и не заметно…

Я знал, что я делаю.

Вслед за шлемофоном, в воду отправился пистолет-пулемет системы Стечкина и кевларовые перчатки. Затем я стянул с себя и кинул в реку берцы и комбинезон. Стоя в исподнем на берегу, я завороженно смотрел, как все это медленно намокает и тонет.

Вдруг за спиной прозвучал знакомый умиротворяющий голос:

– Ты все в реку кинул, что хотел, Искандер-ага?

Я обернулся. За моей спиной метрах в пяти стоял дядя Ибрагим. Взгляд его был таким теплым, что я совершенно забыл удивиться его появлению.

– Кажется, да – немного подумав, ответил я.

– Тогда поехали – ответил он и махнул мне рукой. Недалеко, на обочине грунтовки стояла его старенькая Нива.

Глава 48. Шон. И это еще не конец.

Как бы это странно ни звучало, но я был все еще жив.

Some-Body (Вроде-Тело).


Прихрамывая, с набухающим синяком под глазом, Шон медленно шел через ржаное поле. Место это он не знал, и поэтому не помнил, откуда он приехал, и где находится город, и куда ему следует идти. Он шел наобум, никуда не торопясь.

Саднило плечо, ныл бок, в глаза забилась какая-то пыль, набирал приличные размеры пульсирующий желвак. Сбитые в кровь ноги не хотели слушаться, а на душе было так противно, что хотелось забиться куда-нибудь в дальний грязный угол и сидеть там очень-очень долго… Но, жизнь продолжалась. Эта странная, дерьмовая, непонятная жизнь все еще продолжалась, и с этим надо было считаться, и надо было куда-то идти, что-то решать, кого-то спасать и от чего-то спасаться, трястись за свою шкуру и добывать хлеб насущный, а также делать очень много других, часто совершенно ненужных необъяснимых вещей…

Теперь он был вырван из контекста, просто выдран с мясом, почти что мертвый, едва живой. Каким-то непонятным чудом спасшийся, он растерял все свои ориентиры. Все те, с кем он сегодня сюда приехал, были мертвы, и это давало ему какое-то тайное чувство свободы. Свободы ни с кем не считаться.

И он тоже должен был быть уже мертв по всем законам жанра. Но он был жив. По какой-то странной прихоти этого ненормального человека, он был жив.